Магнитогорск – Москва

– Мне кажется, что человек уже в восемнадцать должен знать, как ему жить, что в жизни главное, поставить цели и придерживаться четкого жизненного плана.

– Как у вас все просто, – он хмыкает, после небольшой паузы добавляет: – Вот я, например, в детстве ненавидел Америку, всеми фибрами…

Я открываю рот, пытаясь сказать, что детство – это не восемнадцать, но он поднимает ладонь, останавливая меня.

– Нет, не в глубоком детстве, а в сознательном. В шестнадцать уж точно, может, и в восемнадцать, не помню. Невелика разница. Так вот я плевался на американский флаг, что не мешало мне пить кока-колу и смотреть голливудские фильмы. Орал громче всех «ну и валите» тем, кто уезжал в США, даже в отпуск, повторял за Задорновым «ну америкосы тупые» и все в этом роде…

Я хихикаю, хотя не понимаю, к чему он клонит.

– Зато, когда играл наш гимн, вставал, брался за сердце и орал во всю глотку. До сих пор знаю его наизусть…

– И разве это плохо?

– Нет-нет, патриотизм, конечно, здорово. Но здравый. Петь гимн – отлично, но за неуважение к звездно-полосатому я собой не горжусь. Вообще, я не об этом. Теперь я вырос и хочу посетить и США тоже, там много красивых мест. Что ж мне теперь отказаться от своего желания, только чтобы никто не ткнул меня носом в эти самые принципы? Мне не стыдно, что я поменял их. Во-первых, я был еще глуп, чтоб вообще иметь какие-то жесткие установки. Во-вторых, по-моему, не бояться поменять принципы – это намного более достойно и смело, чем тупо их придерживаться, даже если в душе уже не веришь в них. Теперь мой принцип, что все мы люди, неважно, какой мы национальности и гражданства. Даже не принцип, а просто я так думаю. Не люблю я больше это слово – «принцип», оно какое-то совсем неподвижное, обязывающее.

Мне нравится ход его мыслей. Я слушаю его, открыв рот, и улыбаюсь. Его речь заставила меня задуматься о своих принципах. Сколько раз они мешали мне делать то, что хочется? Да даже взять хотя бы эти джинсы. Почему они у меня только одни, тогда как строгих юбок не меньше десяти? Потому что я серьезная женщина из серьезной компании и должна носить костюмы… хм, смешно, что задуматься об этом меня заставил посторонний человек.

Мы молчим до следующей станции. Я наблюдаю за людьми, нетвердой походкой проходящими мимо, и размышляю, а он, кажется, доволен произведенным впечатлением. Все наши соседи уже давно спят, бабулька время от времени тихонько похрапывает. Поезд тормозит, резко дергается и останавливается. Пустые стаканы на столике скатываются в одну сторону.

– И насколько у вас отпуск? А потом вернетесь на свою работу?

– Хоть навсегда. И на эту работу я больше не вернусь, – в его голосе слышна какая-то грусть. Мне даже кажется, он вздохнул. Но он смотрит в окно, и мне не видно лица. В отражении двойного стекла лишь размытая физиономия без эмоций.

– Почему?

– Давайте не будет об этом.

Интересно, что он не хочет рассказывать. Конфликт с шефом? Коллега – бывшая жена? Поезд тронулся, а я тормознула свою фантазию, которая могла ускакать в такие степи, что ни одним арканом не поймаешь. Непонятно, зачем мне вообще знать что-то о случайном встречном, но есть в этом что-то забавное – вот так просто общаться с человеком и не пытаться произвести на него впечатление. Завтра мы разойдемся каждый в свою сторону и больше никогда не увидимся. Да и пообщаться с противоположным полом перед встречей с Денисом тоже не помешает. Может, не буду так краснеть и заикаться.

– Так куда вы поедете потом? В США?

– А почему бы и нет? – Андрей отвернулся от окна и натянул легкомысленную улыбку. – Нью-Йорк, Калифорния… А Вы куда бы хотели попасть?

– Когда-нибудь я бы хотела побывать везде, сделать что-то такое… такое… Но для начала неплохо было бы доехать до подруги. Мы столько раз пытались встретиться, но то у меня работа, то у нее. И вот теперь у нее вместо работы жених и свадьба, а она даже платье без меня покупала. Что я за подруга? Когда-то ведь мы клялись, что будем друг у друга свидетельницами. Она мне о свадьбе сообщила за неделю! Я не обижаюсь, нет. Но как-то печально, что двадцатилетняя дружба трансформируется в нечто такое… – Я вздыхаю. – А у Вас много друзей?

– Так когда говорите свадьба? – то ли не услышал, то ли не хочет отвечать.

– В субботу.

Андрей как-то отсутствующе улыбнулся и снова отвернулся к окну. Мы молчим. Я решила больше не приставать с расспросами. Тем более что наш разговор, казалось, погрузил его в какие-то не очень хорошие воспоминания.

Меня заворожил вид из окна. Лесополоса закончилась, и только чернело поле, а далеко на темно-синем небе сияло яркое световое пятно, будто солнце провалилось за горизонт, но все еще освещало кусочек небо. Мы ехали и ехали, а пятно все не уходило. Это было так странно и красиво. Наверное, там прячется какой-то завод или даже город. Не знаю, сколько мы так просидели в молчании, уставившись вдаль. Наконец в окне снова появились деревья и поезд стал замедлять ход. Вместо «чу-чучух, чу-чучух» теперь звучало «чух-чух, чух-чух». Андрей прочистил горло, посмотрел на часы и сказал: