Магнолия мадам Бовари

– Тихо, не ори… – Ева поднесла палец к губам. – Говорю же: это несильное снотворное, его можно легко разбудить. И прекрати панику! Не забывай, что речь идет не о незнакомце с улицы. Марк – мой единственный живой родственник. Он – моя семья. Он важен для меня. Ты думаешь, я бы сделала нечто такое, что нанесло бы ему хотя бы минимальный вред?

– Не знаю… Ради своих целей…

– У меня нет целей более важных, чем он, – жестко прервала ее девочка. – Просто я знаю, что в некоторых ситуациях забота и опека Марка по отношению ко мне неуместны. Я понимала, что он бы не отпустил меня. Но все равно его благополучие для меня важнее всего. Если нет пути обойти его, я ничего не буду делать вообще. Сейчас путь нашелся.

– Если он узнает, он никогда меня не простит… – прошептала Вика.

– Во-первых, простит. При имеющемся уровне привязанности он и не такое простит. Я не поощряю испытание предела его терпимости. Я просто обозначаю факт. Во-вторых, он не узнает. Упаковку от таблеток я выкину по пути. Он ничего не почувствует утром. Знаем только я и ты. Разглашать эту информацию мне даже менее выгодно, чем тебе. Теперь ты спокойна?

– Нет!

– Тогда тоже прими таблетки.

А ведь изначально поездка в Геную казалась такой хорошей идеей… Попытка приблизить жизнь Евы к норме! А в результате что?!

Когда она заявила, что хочет уйти ночью, но для этого нужно подсыпать Марку снотворное, Вика вообще приняла ее слова за неудачную шутку. Но Ева не шутит, да и о ночном уходе они уже говорили. Кто мог знать, что этот момент наступит так скоро?!

К тому же Ева осталась верна себе и не сообщила, куда направляется – да еще и с такой решительностью! Она, как всегда, оставляла только два пути: либо ей помогают на ее условиях, либо мешают, но тогда и она откорректирует свое поведение. Вика прекрасно понимала, что это относительно вежливая форма шантажа.

Она даже не могла толком сказать, почему согласилась подыграть этой наглой малолетке! Хотя, может, в этом и ответ… Ева ведь не просто наглая малолетка, она смотрит на все через призму своего внутреннего мира. И ее уверенность в том, что этой ночью нужно куда-то идти, впечатляла.

Это не сделало задачу Вики проще. Когда она высыпала содержимое небольшого пакетика в бокал, руки у нее дрожали так, что она боялась в любой момент выдать себя. И тогда что? Потерять Марка ей точно не хотелось, как и представлять жизнь без него! И все-таки в необъяснимом упрямстве она довела дело до конца.

На этом этапе ее участие в планах Евы завершилось.

– Будь рядом с ним, – посоветовала девочка, завязывая шнурки на кроссовках. – Ложись спать. Пусть все будет так, как обычно. Если он проснется ночью и увидит тебя рядом, это будет норма. Он ничего не заподозрит. Он не ходит в мою комнату по ночам. До рассвета я вернусь.

– Тут ранние рассветы!

– Я знаю. Я успею. Он ничего не узнает. Все будет хорошо.

– Ты ведь помнишь, что обещала мне?

– Конечно. Я не буду ни на кого нападать и причинять боль. Я не буду вообще нарушать закон. Мне нужна свобода делать то, что я хочу. Делать то, что мне надо. Я не вижу развлечения в наглости.

– Хотела бы я знать, в чем ты вообще видишь развлечение… Но ты ведь мне не скажешь!

– Хорошо, что ты понимаешь это.

Ева ушла, так ничего и не объяснив – в этом она точно была верна себе! Вика попыталась следовать ее совету: приняла душ, забралась под одеяло, прижалась к теплому боку Марка. Но сон все равно не шел, да этого, пожалуй, и следовало ожидать! Она слушала спокойное ровное дыхание мужчины, лежащего рядом с ней, и периодически посматривала на часы.

Девочка вернулась около четырех утра. Вошла тихо, словно кошка, нигде не включала свет. Если бы Вика не прислушивалась, она бы и не заметила ее прибытия. Выходить в коридор она не рискнула: снотворное должно было окончательно прекратить действие, шансы разбудить Марка повышались.

Утром Ева вела себя как обычно, ничего не изменилось ни в ней, ни вокруг нее. Догадаться о том, где она была, не представлялось возможным – и Вику это угнетало.

* * *

– Твоим просьбам вняли. Правда, я не уверен, что тебе это понравится.

Эрик предпочел не переспрашивать, он вообще не отреагировал на слова Анри. Потому что давно уже понял: друзей у него здесь нет, кроме Линн. Когда Аворио нет на базе, распорядитель просто копирует его полномочия – и его волю. Ничего не меняется.

А что до выполнения просьб… вряд ли это будет что-то хорошее. Он никогда не просил отпустить его или Линн напрямую, понимая, что это бесполезно. Да он вообще ни о чем не просил! Так что подобную формулировку следует воспринимать, скорее, как издевательство. А причина… причину ему все равно придется узнать через пару минут.

Он почти никогда не работал один. Его проверяли, контролировали. Вряд ли они что-то понимали в его действиях, им все равно приходилось все объяснять в отчетах. Но они следили, чтобы он не отвлекался… А может, наслаждались зрелищем: Эрик не скрывал, что вынужденная работа с трупами его раздражает.