Magnum Opus

Вода холодная, льется за воротник и на пол. Полегчало. Жена молча сидит рядом, улыбается. Ни слова упрека. Уже второй день, как у Сергея появилась вторая в жизни законная жена. Странно, непривычно и радостно. У них медовый месяц. Сергей хочет поздравить жену, но слова почему-то не выговариваются. Получается что-то вроде «медеме».

– Что, любимый? Что ты говоришь?

– Ме…до…мы…ме…

– Ах, медовый месяц!

Жена смеется. Легкая рука гладит волосы.

– Покушай, мой хороший!

Есть не хочется, но он послушно жует сухой хлеб с твердой заветренной ветчиной – как собака, откусывает кусочки от бутерброда, который жена держит у его рта тонкими длинными пальцами. А потом целует эти милые пальцы и прижимается небритой щекой к мягкому животу.

– По…ло…жи. Нет, по… ле…жи со мной.

Жена осторожно опускается на мятые простыни и лежит рядом одетая. Сергей тянется расстегнуть пуговицы халата, но нет сил. И руки дрожат.

Надо выпить.

– Вы…вы…выпьем еще.

– Хорошо, любимый.

Горький глоток водки обжигает горло, камнем падает в желудок. Сильная боль внутри, зато потом – блаженное расслабление. Сергей счастлив. Наконец счастлив. Как долго он к этому шел! А нужна была всего лишь она – женщина рядом, молодая и страстная, с упругим горячим телом. Любит, все понимает. Принимает его таким, как есть, со всеми недостатками.

А Сергей зачем-то столько лет терпел этот диктант…Стоп, почему диктант? Что-то слова путаются… Диктат терпел. Потом не вытерпел и со Светкой развелся. Хотя Светка – хорошая, надежная. Верный друг, в беде никогда не бросит. Но слишком уж правильная всегда была. Туда не ходи, этого не делай. Шаг вправо, шаг влево – расстрел.

Нет, она не то чтобы приказывала – этого Сергей никому не позволял, но всегда переживала из-за каждой неприятности, хотела жить по совести, честно. Никого не обманывать. Как ребенок, в самом деле. Не получается так!

Главное – у Светки мечты как не было, так и нет. У нее все расписано и просчитано: на работе – дебет-кредит, и в карьере – тоже все по шагам. Сначала бухгалтер, потом – главный бухгалтер. А спросишь ее: Свет, вот ты о чем мечтаешь? А она на тебя смотрит, как на дурака, и какую-то ерунду молоть начинает: про отпуск в Эмиратах, про машину новую.

Вот у Сергея – мечта: закон какой-нибудь справедливый разработать для малоимущих и добиться, чтобы на самом верху приняли. И назовут его: закон Селезнева. Говорят же: закон Яровой? Вот и у Сергея свой закон будет. Или еще мечта: книгу о чем-нибудь написать, и чтобы его имя на обложке крупными буквами.

Еще мечтал Сергей собрать рабочую группу и большой городской праздник устроить с концертом и праздничным угощением. Или хотя бы спортивные соревнования организовать – с призами и кубками. А он будет вести все эти мероприятия, людей приглашать, участников поздравлять, победителям грамоты вручать со своей подписью…

Или еще мечта: парк на берегу реки разбить. Люди будут сюда приходить гулять и радоваться: бродить по аллеям, с детьми играть, на скамейках сидеть. А на каждой скамейке – табличка с его именем и надпись: подарено Сергеем Селезневым.

И ведь не ради славы Сергей об этом мечтал, а как бы для отчетности. Чтобы всем сразу понятно о нем было: человек недаром прожил, людям пользу принес. Нет, конечно, Селезнев всегда хотел, чтобы его заметили, оценили. Письма писал с жалобами, с предложениями. Сначала губернатору писал, потом – даже президенту. Все ждал, что заинтересуется кто-то там, наверху, контакт с ним установит. Только не случилось.

Еще мечта у Сергея была – в столицу перебраться: не все же ему в маленьком городе куковать! Тоже не сбылось. Так до пенсии и дослужил. Но и потом Сергей с мечтами не расставался. Например, мечтал о семье настоящей, где он будет главным. Единственным кормильцем и защитником.

Он и женщин себе подбирал с такой же мечтой, одиноких и «невостребованных» – так Светлана их называла. Да, не слишком образованными и воспитанными были эти женщины. Неудачливые, небогатые, но благодарные. Они ему в рот смотрели, пылинки сдували, и Сергей себя рядом со своими женщинами настоящим мужчиной чувствовал. Деньги давал с удовольствием, потому что знал: им нужно.

Одного не прощал: если кто жену и сына обидеть старался или даже намеки делал, чтобы бывшую семью в сторону отодвинуть. С такими отношения сразу прекращались без сожаления.

А вот дома быть главным не получалось. И зарплату хорошую приносил, и заботился, а все равно – на вторых ролях, а Светлана – первая. И ведь не скандалила Светка, не шумела! Молчаливый ее укор покоя не давал. Сергей чувствовал: осуждение и без слов под рубашкой мурашками ползает. Получался он у жены всегда виноватым, все делал неправильно. И это женское первенство его бесило, толкало в объятия новых и новых «одиночек», для которых он оказывался сбывшейся мечтой.

Думал: вот разведется, пусть без него попробуют! А они, жена с сыном, и без него обходились. Это Сергей без них не мог: ворчал, ругался, но от семьи надолго оторваться не мог. Она для него, как якорь была: тяжелый, неказистый, ко дну тянет, но свой, и без него не получается.