– Мама работала врачом. С Локи она встретилась в реанимации. Он был… Я даже не знаю… Он пытался воплотиться в человеческом обличье в Мидгарде и, видимо, потратил слишком много своей силы. В общем, он как-то разделился между мирами. И в Бостоне он объявился совсем слабый, беспомощный, умирающий.
– И твоя мама его вылечила?
Сэм стряхнула с запястья каплю солёной воды.
– В каком-то смысле. Она была с ним ласкова. Сидела рядом всё время. Локи, если хочет, бывает само очарование.
– Я знаю. – Тут я моргнул. – В книжках читал. А ты с ним встречалась?
Сэм метнула на меня мрачный взгляд:
– Я своего отца не признаю. Пускай он какой угодно харизматичный – всё равно он лжец, вор и убийца. Он посещал меня несколько раз. Ему же вечно надо перед всеми выделываться. Но я отказывалась с ним разговаривать, и он бесился.
– Ясно, – понимающе кивнул я. – Локи в шоке.
Сэм закатила глаза:
– Короче говоря, мама вырастила меня одна. Она была своевольная, традициям не подчинялась. А когда она умерла… Для диаспоры я была бракованным товаром, незаконнорождённой. Бабушке с дедушкой повезло, невероятно повезло, что Амир собирается на мне жениться. Потому что я так себе невеста. Я не богатая, не уважаемая, не…
– Да брось ты, – перебил я. – Ты умная. Ты стойкая. Ты валькирия от бога… В смысле от богов. И вообще ты в пиаре не нуждаешься. Тем более для брака по расчёту.
Ветер трепал вокруг её лица тёмные волосы. На них скапливались крупинки льда.
– То-то и оно, что с валькирийскими делами проблема, – вздохнула Сэм. – Моя семья… Мы как бы немного особенные. И у нас своя история со скандинавскими богами.
– Как это?
Она отмахнулась, словно говоря: «Долго объяснять».
– Если кто-нибудь проведает о моей второй жизни… Вряд ли мистер Фадлан согласится, чтобы его старший сын женился на девушке, которая подрабатывает сборщицей душ для языческих богов.
– А, ну если так, то конечно…
– Я из кожи вон лезу, придумывая отмазки.
– Например, репетиторство по математике.
– И простенький валькирийский гламур. Но благонравные мусульманские девушки не болтаются где попало в сомнительной компании.
– Сомнительная компания, значит. Ну спасибо.
Я так и представил себе: сидит Сэм на занятии по английскому. И тут у неё начинает вибрировать телефон. На экране вспыхивает: ОДИН. Сэм опрометью кидается в туалет, напяливает на себя прикид супервалькирии и вылетает в ближайшее окно.
– А когда тебя выгнали из Вальгаллы… э-э… то есть жалко, конечно… но тебе не пришло в голову, что это здорово? Типа шанс пожить нормальной жизнью.
– Нет. В том-то и проблема. Я хочу того и другого. Я хочу замуж за Амира, когда наступит время. Но ещё я всю свою жизнь мечтала летать.
– Летать на самолёте – или кружить в небесах на волшебном коне?
– И то и другое. Когда мне было шесть, я начала рисовать самолёты. Я хотела стать пилотом. Много ты видел в Америке женщин-пилотов арабского происхождения?
– Ты будешь первая, – признал я.
– Я всё это обожала. Спроси меня про самолёты что угодно – я тебе отвечу.
– Поэтому когда ты стала валькирией…
– Это была просто бомба. Когда мечта сбывается. Миг – и ты взлетаешь. К тому же я чувствовала, что делаю что-то важное. Я нахожу достойных отважных людей и приношу их в Вальгаллу. Ты даже не представляешь, как мне без этого тяжело. – В её голосе звучала горечь.
«Достойные отважные люди»… И меня она записала в достойные и отважные. После всех несчастий, которые я навлёк на её голову, мне очень хотелось её утешить. Сказать ей, что всё наладится. Что мы придумаем, как вернуть ей её двойную жизнь.
Хотя сейчас-то я не поручусь, что мы доживём до конца этой рыбалки.
Харальд взревел от штурвала:
– Насаживайте наживку, смертные! Уже подходим к рыбному месту!
Сэм покачала головой:
– Нет. Вези нас дальше.
Харальд нахмурился:
– Там опасно. Если дальше…
– Ты хочешь золота или нет?
Харальд запустил мотор, бормоча что-то на ётунском. Наверняка что-нибудь непечатное.
А я посмотрел на Сэм:
– Откуда ты знаешь, что нам дальше?
– Чувствую, – ответила она. – Это у меня от отца, наверное. Я всегда могу точно сказать, где скрываются самые большие монстры.
– Вот же радость.
Вглядываясь в сумрак, я размышлял о бездне Гиннунгагап, предвечном тумане меж льдом и пламенем. Судя по всему, мы направлялись прямым ходом именно туда. Море в любую минуту разверзнется, и нас поглотит небытие. Хорошо бы всё-таки нет. А то бабушка с дедушкой изведутся, если Сэм не объявится к ужину.
Лодку тряхнуло. Море помрачнело.
– Вот, – сказала Сэм. – Почувствовал? Мы перешли из Мидгарда в воды Ётунхейма.
– Но вон же Грейвз Лайт[72]. – Я тыкал пальцем в гранитную башню, выступающую из тумана слева по курсу примерно в сотне ярдов от нас. – Мы не так далеко от гавани.
Сэм выбрала одну из великаньих удочек, которая вполне подошла бы и для прыжков с шестом:
– Миры лежат внахлёст, Магнус. Особенно тут, в районе Бостона. Иди за наживкой.
Я двинул на корму. Харальд при виде меня приглушил мотор.
– Здесь рыбачить опасно, – предупредил он. – К тому же сомневаюсь, что ты совладаешь с этой наживкой.