Новая детонация болт-снаряда, и очередного стрелка разорвало в клочья. Ариман видел, что кровожадных культистов окружают яркие, изменчивые ореолы фанатичной веры. В такой ситуации провидческий дар был надежнее меток наведения на визоре шлема, и Азек безошибочно выбирал цели.
Он еще дважды нажал на спуск, еще двое нападавших умерли.
Форрикс шел справа от Аримана, не отставая ни на шаг. Стрелял он через идеально равные промежутки, в ритме ковочного молота, укладывая каждым снарядом по врагу. Легионеры — пара великанов с оружием, изрыгающим огонь, — медленно двигались через толчею вопящих беженцев.
Культист в жуткой окровавленной маске приподнялся с земли, встав на колени. Он был страшно изуродован: осколок болта вырвал ему большую часть правого бока. Что-то крикнув, убийца выпустил в космодесантников поток пуль крупного калибра. Все они вспыхнули и расплавились за мгновение до того, как попасть в цель, — Азек прикрыл себя и Форрикса слоем перегретого воздуха.
Послав вперед свою мыслеформу Пиррида, псайкер отбросил врага. Золотые одеяния культиста загорелись, крики оборвались; свирепое пламя выжгло кислород из легких и пожрало плоть с быстротой фосфекса.
Ариман ощутил всплеск удивления Кидомора, но тут же резко обернулся: его чутье Корвида уловило нечеткий образ памятника, с которого пророк запугивал беженцев.
«Вот они!»
Двое мужчин в масках и золотых рясах, уже снарядившие к выстрелу стандартную ракетную установку Имперской Армии. Азек выкрикнул предупреждение в тот же миг, как стрелок нажал на спуск.
Ракета устремилась к Форриксу.
Заметив ее, Железный Воин подобрался, вызывающе взревел и приготовился к удару.
Боеголовка врезалась точно в центр его наплечника и сдетонировала, заставив все вокруг содрогнуться. Псайкер окружил товарища кин-сферой; Кидомор скрылся за вихрем острых, как бритва, осколков, но ни один из них не преодолел созданный Ариманом пси-барьер.
Культисты перезаряжали оружие с проворством, говорившим об их военной подготовке, однако лучший момент для выстрела они уже использовали. Азек втолкнул свой разум на восьмое Исчисление, самое воинственное из знакомых его братству, и влил силу варпа в смертные тела врагов.
Убийцы завопили, пытаясь содрать плоть со скелетов. Из каждой поры на их коже хлестала перегретая кровь, ставшая отвратительным красным паром. Кожа текла, как расплавленный воск; кости изгибались и трескались.
Ариман позволил энергии Великого Океана истечь наружу и выдохнул, предоставив своему боевому чутью отыскивать новые угрозы. Стрельба и крики ужаса смолкли, остались только плач и стоны.
Он заморгал, чтобы избавиться от застывших после-образов полузабытых истин, неизбежных спутников столь опрометчивого использования силы.
Брат, павший жертвой грозного проклятия.
Боль, такая невыносимая, что разум боится даже воспоминаний о ней.
Великий и грозный бог, воля которого проникает глубоко в душу Азека и загоняет ужас в самые бездонные недра его сознания.
Воспоминания, близкие к поверхности, но все равно недосягаемые.
Ноющая боль пробрала Аримана до мозга костей, смятение затуманило его мысли. Разум протестовал, не желая нести подобное бремя.
Легионер Тысячи Сынов покачнулся. Его удержала рука в обугленной латнице.
— Спасибо, брат, — произнес Азек; поле его зрения посерело по краям, и он не видел, кто именно помог ему. — Я не применял такую мощь со времен Безанта.
— Как ты все это проделал? — спросил Форрикс.
Внутри Шарей-Мавет оказалась совсем не такой, как ее представлял себе Атхарва. Внешнее убранство крепости лишь намекало, что ее создатели не ограничились практическими соображениями; интерьер заявлял об этом во всеуслышание.
Стены, отполированные, словно мрамор, освещались люмен-полосами, размещенными в особых нишах, а внутренние помещения не уступали в изяществе линий и тонкости отделки дворцам Драконьих Народов Терры. Впрочем, простота обстановки не позволяла предположить, что здесь жертвовали надежностью ради красоты. Все винтовые лестницы, по которым спускались легионеры, заворачивали влево, в потолках коридоров таились бойницы, в стенах скрывались проходы для вылазок.
Пертурабо провел гостей в роскошный сводчатый зал у самого сердца горы, украшенный блестящим мрамором с золотыми прожилками. За блоками когитаторов трудились подключенные к ним сервиторы; группы адептов Механикум, окруженные призрачными завесами ноосферных данных, общались на стремительном стаккато лингвы-технис.
На трех стенах зала висели декоративные гобелены, такие огромные, что могли бы служить вымпелами для боевых машин Титаникус. Четвертую занимал широкий экран-окулюс, при виде которого Атхарве вспомнились пикт-изображения мостика «Император Сомниум».
Просторная лестница вела на верхний полуэтаж, где находилось командное место Пертурабо. Магнус поднялся вслед за братом в мезонин, где пахло мастерской: раскаленным металлом, машинной смазкой, упорной работой. Покрытые тканью верстаки располагались вдоль стен, на которых висели ремесленные инструменты. Предназначение большинства из них Атхарве понять с первого взгляда не удалось.