Магнус-Супермыш

— Но в свинарнике очень холодно, — с сомнением произнёс Марк, чьё газетное гнёздышко за стеной в гостиной находилось не дальше трёх футов от камина, и зимой там было необыкновенно тепло.

— Это ненадолго. Он вскорости сможет сам о себе позаботиться, а мы вернёмся в дом. И дело ещё в другом: его всё равно надо вывести отсюда побыстрей, а то он навсегда тут застрянет — слишком большой вырастет.

Несколько дней спустя, когда они тронулись в путь, справедливость слов Маделин стала очевидной: потребовались объединённые усилия родителей, чтобы пропихнуть массивное чадо в дыру позади каменной цветочной вазы. Они тщательно готовились, выбирая подходящий момент. Хозяева как раз трудились на другом конце сада, а кот, в чём предварительно убедился Марк, спал перед камином в гостиной. Маделин пустилась бегом по дорожке, поторапливая при этом сына, окликая его, так как он то и дело медлил, принюхиваясь и присматриваясь ко всем незнакомым запахам и предметам внешнего мира. Позади суетился взволнованный Марк Аврелий, стремившийся поскорее очутиться в укрытии. От волнения он даже перешёл на просторечие.

— Топай, парень! — кричал он на увальня. — Шевелись! Поворачивайся! Жми на газ!

— Он хочет сказать «торопись»! — крикнула Маделин, обернувшись к сыну.

Когда они почти достигли укрытия, произошло нечто странное. Потревоженный ими чёрный дрозд, который сидел поблизости на изгороди, внезапно с громким криком в панике пролетел совсем низко над мышами. Маделин мгновенно юркнула в дренажную трубу свинарника, а Марк инстинктивно замер на месте. Однако их гигантский ребёнок не только не проявил никакого страха, но и со злобой прыгнул на пролетающую птицу и пронзительно заверещал от ярости, щёлкая зубами и пытаясь укусить воздух.

Оказавшись внутри кладовой, родители первым делом вытолкнули носом из пакета одну патентованную пилюлю Пеннифедера, скатили её на пол, а затем затолкали под деревянный настил, где их страждущий ребёнок набросился на неё с жадным похрюкиванием. Родители с благоговейным ужасом наблюдали за своим детищем.

— Знаешь, Мадди, — проговорил Марк Аврелий, понизив голос, — а он ведь не только не испугался дрозда. Он буквально напал на него.

— Напал?

— Да, набросился.

— Да ты что?

— Именно. Даю слово.

Маделин озадаченно покачала головой, и они продолжали наблюдать, как их диковинный сын расправляется с таблеткой.

— Маркуша, а ведь у него имени нету, — смущённо произнесла Маделин. — Мне только сейчас в голову пришло, когда я его окликала. Надо дать ему имя, глупо всегда звать его «детка», а я только так и делаю.

— Истинная правда, дорогая, — согласился муж. — И несомненно, имя должно соответствовать его большим размерам.

— Ну, это просто, — подхватила Маделин. — Помнится, ты рассказывал, что твоё семейное гнездо, когда ты жил в Оксфорде, было выстлано страницами из всяких там словарей да энциклопедий. Как будет по-латыни «большой»?

— Магнус.

— Магнус, — задумчиво повторила она, как бы прикидывая на слух. — По-моему, звучит неплохо. Решено. Назовём его Магнус.

И словно в ознаменование этого события ново-названный Магнус поднял привычный крик «ещё! ещё!», и родители кинулись за второй пилюлей.

К полудню он съел три штуки и теперь, наконец насытившись, спал в прежнем летнем гнезде из соломы, сена и сухого мха. Марку с Маделин казалось, что с утра он ещё значительно увеличился в объеме. В могучих передних лапах он сжимал четвёртую таблетку, приготовленную к моменту пробуждения.

— Вроде бы они ему вреда не делают, — заметила Маделин.

— Судя по всему, его ненасытный аппетит хотя бы на время определённо удовлетворён, — согласился Марк.

— Ты хочешь сказать — он наелся?

— Именно. Мне думается, если бы мы снабдили мальчика…

— Магнуса.

— Если бы мы снабдили Магнуса достаточным рационом — двенадцати штук на некоторое время ему должно хватить, — мы могли бы оставить его здесь и вернуться в дом. На мой взгляд, здесь определённо холодно.

— Холодно?! — переспросила Маделин безусловно ледяным тоном. — Марк Аврелий, так, на твой взгляд, здесь холодно?

Марк внутренне съёжился, услышав своё имя произнесённым полностью, что всегда являлось признаком надвигающейся грозы, но храбро продолжал настаивать:

— Именно так, дорогая. Я уже немолод.

— А вот Магнус очень молод, — чётко произнесла Маделин. — Ты не думаешь, что ему здесь будет холодно? Когда он останется совсем один?

— Вряд ли, дорогая, — не отступал Марк. — Молодые не так остро ощущают холод, как старшее поколение. К тому же у мальчика, э-э-э, Магнуса такая густая шерсть, очень густая. — Он помолчал. — Да, очень густая.

— Марк Аврелий!

— Да, дорогая?

— Катись!

— Не понял, дорогая?

— Убирайся! — в сердцах крикнула Маделин.

— А… как же ты?

— Я? Само собой, я остаюсь с моим маленьким Магнусом, — отрезала Маделин и улеглась, словно защищая, рядом со спящим ребёнком, который был уже почти вдвое больше её.