Но младший сын все еще цеплялся за меня, пряча зареванное лицо в новой футболке, и я не могла устраивать безобразную сцену при нем. Даже если его отец наглый невежественный козел, при детях я не буду опускаться до его уровня. Поэтому я выпрямилась и посмотрела на бывшего мужа так, что он даже чуть отступил. Да я взглядом громопотама останавливала, мне этот слизняк на один взмах ресниц, даже Шуриных. Но для начала я отвернулась и наклонилась к сыну:
— Паш, все хорошо. Я хочу поговорить с папой, а ты пока найди Антона и идите в машину.
— Да кто их с тобой отпустит! — начал было снова возбухать Виктор, но у меня к этому моменту кончилось терпение, и, чтобы не пугать ребенка, я всего лишь чуть сместилась в сторону и изо всех сил наступила каблуком на торчащие из пыльного шлепанца пальцы бывшего мужа. И одновременно взяла его за руку, особым образом нажав между большим пальцем и ладонью. Никакой магии, никакого насилия. А пальцы у Шуры, как выяснилось, вовсе не слабенькие, и мышцы есть еще бы, тут их «фитнес» не нужен, потаскай-ка сумки из магазинов и всю жизнь детей на руках, мускулы отрастут, как у профессионального наемника. А на точку-то даже несильно нажимать надо, важнее за кисть придержать, чтоб не вырвался.
— Паш, позови Антона и идите в машину, — все еще улыбаясь, я свободной рукой погладила сына по светлым всклокоченным волосам. — Папа больше не сердится и не возражает.
Папа, может, и сердился. И сказать хотел много чего. Но у него от общего когнитивного диссонанса вкупе с болевым шоком голос пропал. Я же продолжала стоять на его тапке новой туфелькой и не отпускала мужскую руку, время от времени меняя степень нажатия, чтобы ему скучно не было.
Жаль, что дважды такой трюк не провернешь, просто потому, что рослый здоровый мужик гораздо сильнее и если захочет по-настоящему вырвется и в пыль вколотит любую женщину. Ну, ту, у которой магии нет. Сейчас его переклинило просто от неожиданности.
Он же перед собой видел Шурочку, которая за всю жизнь никого пальцем не тронула и голос не повысила. И на тебе.
Во двор выскочил одетый в куртку Антон с перекинутым через плечо рюкзачком, зыркнул на нас обоих исподлобья и молча проследовал за ворота, волоча за собой Пашку. Ох, чую, еще и с ним предстоит объясняться.
Но это потом. А сейчас у меня тут Витенька в себя пришел. Резко выдернул руку и оттолкнул меня так, что, не будь я заранее готова, отлетела бы шагов на пять. Из красного бывший муженек сделался бурым от ярости, и стало ясно: шутки кончились. Шурочка в кармане замерла, как мышь под метлой, я чувствовала ее страх, и от этого боевая ярость только поднималась еще более высокой волной, которую я старалась не расплескать. Виктор уже открыл рот, явно готовый разразиться громкой площадной бранью, когда я быстро шагнула к нему вплотную и резко схватила за… Кхм ну, на нем были надеты просторные штаны из довольно тонкой и мягкой шелковистой ткани темно-синего цвета, поэтому сжать и чуть выкрутить самое дорогое оказалось просто. Тут опять же магии не надо, только решимость и немного тренировки. И неожиданность, да. Такой наглости обычно мало кто ожидает.
— Если ты, тролль вонючий, еще раз в присутствии детей позволишь себе меня обозвать, я тебе его на хер оторву, понял?! — прошипела я в лицо разом побелевшего мужчины. — Наедине хоть оборись, хоть все ругательства самые грязные вспомни, на слова твои мне плевать с высокой башни. Но дети этого слышать не должны! Понятно?
— Понятно, — прохрипел Виктор, глядя на меня оловянными глазами, в которых плескалась равномерная смесь полного отролления и страха.
Ага, почувствовал ле-егонький такой разряд магии льда, проскочивший у меня между пальцами той руки, которой я держала его за средоточие мужской доблести.
— Витенька! — потрескивающий от напряжения воздух вдруг прорезал голос свекрови, доносившийся откуда-то сверху. — Витенька, эта не приехала еще? Позвони, пусть по дороге купит молоко, мне кофе выпить не с чем. Хоть какая-то польза от курицы.
Я подняла глаза и узрела старую воблу в банном халате и полотенце, намотанном на голове, расположившуюся у перил на маленьком балкончике, нависающем над двором. Грымза близоруко щурилась в полутьму и сосала длинную тонкую палочку, из которой шел дымок. Лицо этой дамы было намазано чем-то черным и жирно блестящим, больше всего похожим на болотную грязь.
«Это маска на лице и волосах, — очнулась вдруг Шура, и, хотя голосок ее звучал все еще потрясенно и неуверенно, вроде бы совсем помирать от шока она не собиралась. — Из грязи Мертвого моря. Дорогая, как будто они в том море золото растворили. Ши, слушай, отпусти ты придурка, а то он сейчас того, кажется, неприятно будет, если по руке потечет».