Магомед, Мамед, Мамиш

Трудно понять Хасая: не разводится со старой и не женится на молодой, любимой. Причина была, конечно, да о ней не знал никто, кроме самих Хасая и Хуснийэ. Вздумал бы Хасай "опозорить" Хуснийэ - а развод для нее и есть позор на весь город,- Хуснийэ такое натво-рила бы, что Хасай провалился бы в глубокий колодец и никогда не выкарабкался оттуда. И самой Хуснийэ, конечно, достанется, но она пойдет на все, Хасай ее знает. Хуснийэ напомнила мужу о тех историях, что знал и Мамиш: "А что я теряю? Не я, а ты измывался над Дэли Идрисом! И они живы - и Идрис, и Ильдрым!" А потом перечень совместных акций, неведомых никому, кроме них, хотя Мамиш и мог слышать, как однажды Кязым сказал Тукезбан: "Твоего братца зна-ешь как прозвали? Бриллиант Хасай!" А Тукезбан за-ступилась за брата: "Это сапожник приклеил ему еще со времен войны".- "Но не отклеилось!" На все пошла Хуснийэ-ханум, когда Хасай обнародовал свои отноше-ния с Реной и даже в гости стал ходить с нею. А сколь-ко раз Хасай бил Хуснийэ за то, что не сдержала язык. Но она еще не выговорилась и это удерживало Хасая от окончательного разрыва. Именно потому, что Хасай проявил благоразумие, Хуснийэ укрепилась в убеждении, наполнявшем ее чувством гордости, что никакая Рена, да что там эта Рена, тысячи Рен не от-нимут у нее Хасая. Первая все же она. И пусть пока Хасай с той. Пройдут годы, поулягутся страсти - не век же ему скакать верхом,- и он снова вернется сюда. Кто-то собственноушно слышал и тут же выложил Хуснийэ: "Хасай говорил: "Старшая моя жена!" И если она, Хуснийэ, старшая, Рена, выходит, младшая.

Но встрече с Мамишем Джафар-муэллим очень рад. А почему бы и нет? Только зря этот молодой человек так недружелюбно смотрит на него. Уж не ставит ли его на одну доску с Хасаем?! "Ну, это он зря!.." Джафар любил предаваться размышлениям, подолгу вгляды-ваясь из окна своего кабинета в морские дали. Смотрит молча и думает, пока не раздастся глуховатый звонок телефона. "Аскеров слушает!" Телефоны разнятся по цвету и по звонку: красный, зеленый, вишневый, шоко-ладный, белый; и звонки тоже, но нюансы эти разли-чает только Джафар; может, и помощник тоже, он работает у Джафара давно; секретарша, как зазвонит телефон, а Джафара нет, вбегает и не знает, какой зво-нит. "Вы прежде всего эту трубку поднимайте",- Джа-фар показывает ей шоколадный телефон с глуховатым звонком.

Джафара бы очень обидело, если бы Мамиш уравнял его с Хасаем, будто с одной бахчи арбузы. И, глядя на Мамиша сквозь толстые стекла роговых очков, мыс-ленно говорил ему: скороспело судишь, все гораздо сложнее, чем тебе кажется. А посиди на моем месте (так его и пустят!). И нельзя знать, как бы ты поступил, окажись на месте своего дяди. А что? Разве не так? И со скобками и без них. А ты попробуй узнай (как со-образить Мамишу, что Джафар-муэллим с ним по ду-шам беседует?), каких страстей раб твой Хасай? (Ока-зывается, и философские пласты бурить надо - и все Мамишу да Мамишу: и для Гюльбалы, и для Р, и для Джафар-муэллима, и для Гая - бурить и бурить!..) Потолкуем давай (пока телефон на столе молчит) о Ха-сае. Одну минутку! "Аскеров слушает!.. Да... нет". Хо-рошо, что не надо спешить. Так вот. И снова телефон. Но, к счастью, здесь у Хасая телефона нет и Джафар может вволю беседовать с Мамишем. Как обществен-ная личность, дядя твой, я согласен, вреден, может быть. Это ясно? (Только им двоим, Мамишу и Джафа-ру, если они заговорят без Хасая. Но ни в коем случае не в кабинете! "Аскеров слушает!" А именно здесь, в микрорайоне.) А как отдельно взятый человек, так ска-зать, Робинзон, по-своему он находчив, энергичен. И родственные связи для него, к примеру, ты, племян-ник, превыше любых иных. "Джафар-муэллим, можно слово?" -"Ну, конечно".-"Давайте вернемся к свя-зям общественным, производственным, деловым..." Ну вот, и обиделся Джафар-муэллим. "Вот вы говорите: "Если даже по ту сторону окажется брат". Что это? Дуло против дула?" Нет, любо потолковать с Джафаром-муэллимом после плотного ужина и если при этом прекрасная погода. Потолковать, гуляя по бульвару, поблизости от гостиницы "Интурист", в новых рай-онах набережной. Ищешь в Хасае слабинки, продол-жает Джафар-муэллим, и начинаешь распутывать, и ниточка или рвется неожиданно (ведь гнилая, как не рваться?), или приводит к такому твоему другу, что ахнешь только (и в этом Джафар-муэллим, как всегда, прав). Ты с Хасаем борешься в открытую, и вдруг но вы же в гостях у него! едите с ним, пьете и тут же толкуете о борьбе?!