Магометрия. Институт благородных чародеек

— Прежде чем окончательно соединить вас, молодые, прежде чем жених обведет свою избранную вокруг аналоя, ответьте мне, чада мои, перед Богом и собравшимися здесь людьми. Джулиман, вверяешь ли ты свою судьбу Наталье, будешь ли заботиться о ней, любить ее до конца своих дней?

— Да, — раскатистым эхом понеслось под церковные своды.

— А ты, Наталья, урожденная Горчакова, согласна ли почитать Джулиман-оглы своим царем и супругом?

Мой взгляд упал на пол. Тень бесновалась, словно запертая в клетке. Эта ее безумная пляска не столько отрезвила, сколько оживила мысль.

Почему-то при сочетании «Наталья Горчакова» невольно возникла ассоциация со столыпинскими реформами. Во мне начали просыпаться отголоски эмоций, безразличие к происходящему схлынуло откатной волной, и я впервые подняла глаза на священника. Фата была плотной, подозреваю, что стоящему рядом оглы были видны лишь черты моего лица.

Я понимала, что сейчас, еще мгновение, и после моего «нет» нужно будет бежать. Потому как узнать реакцию на обман у горячего кавказского парня опытным путем не хотелось. Вон сабля на боку висит, да и раз решился он на воровство и то, чтобы его избранницу опоили… В общем, вместо того, чтобы эффектно откинуть фату и уставиться на веддингнеппера обличающим взглядом, я чуть приподняла юбки, чтобы не мешали бежать. А потом, пискнув: «Не согласная я!» — резко развернулась на каблуках и со всей возможной прытью ринулась вон из церкви. Судя по запоздавшей реакции никто (и даже отчасти я сама) не ожидал от меня такой прыти. Я выскочила на улицу.

Перед воротами стояла темная длинная карета, запряженная четверкой лошадей. Кучер, слезший с козел, открывал дверцу мрачного экипажа.

Топот позади становился все громче. Я поняла, если догонят, мне несдобровать, княжна я там или нет. Уже не суть важно. Оскорбленное мужское самолюбие во все века было весьма опасно для дам.

— Прыгай на козлы, быстро, и гони, — подсказал тень.

Я буквально взлетела на скамью кучера. Вожжи были услужливо оставлены на крюке. Я не сильно задумалась, что делаю, подхватила их и хлестнула по крупам со всей дури.

— Но, пошла! — прокричала на волне эйфории.

Прямо мы неслись недолго. Впереди маячила развилка.

— Поворачивай! Или тормози! — провизжал тень.

— Как? У меня категория «В», и то по вождению автомобиля. А по лошади… я даже инструкции в руках не держала. У этого чертового экипажа ни руля, ни ручника нет. Не то что сцепления.

— Тяни сильнее вожжи с той стороны, куда хочешь повернуть, дура!

Я так и сделала. Правда, нечаянно оглянулась. За мной неслась толпа. Причем она была значительно больше, чем ожидалось.

— Почему за нами столько… — я не договорила. Тень метнулся в карету, а через мгновение оповестил:

— Потому что ты умудрилась угнать не просто карету. Это катафалк! И с пассажиром, — поведала тень. — Старичку, конечно, уже все равно, но, полагаю, родственники против того, чтобы прах покойного резво скакал по ухабам в компании малознакомой девицы легкого поведения…

«Теперь я точно труп!» — успела подумать, прежде чем увидела посреди дороги фигуру мужчины весьма респектабельного вида.

Я хотела крикнуть: «С дороги», — но было поздно.

Лошади неслись вперед и вперед, с каждой минутой все ускоряя бег. Я едва удерживала вожжи.

Господин в заячьем тулупе в последний момент обернулся и, распахнув руки на манер ветряной мельницы, успел схватить под уздцы двух передних коней. По инерции его потащило спиной вперед по дороге, и он оказался висящим под дышлом. Конец здоровенной оглобли, служащей для поворота пар лошадей, то и дело норовил заехать по лбу случайному прохожему, не успевшему ретироваться с пути взбесившегося катафалка.

Гроб, к слову, радостно подпрыгивал в карете. Звуки, доносившиеся при каждом его подскоке на ухабах, вторили улюлюканью и матюгам бежавшей сзади толпы.

Плюнув на попытки хоть как-то обуздать почуявшую волю подкованную скотину, я бросила вожжи и ухватилась за края козел обеими руками. Голова, из которой уходили остатки дурмана, начала работать с какой-то дикой быстротой, подмечая детали, анализируя.

Перед глазами замелькали дома. Я видела их впервые, но в самой слободке, по которой я так лихо катила, было что-то неуловимо-знакомое. Лишь когда впереди замаячила набережная Фонтанки, сообразила: я только что убежала с венчания из Владимирской церкви. Старой, еще деревянной. Не к месту пришла в голову мысль: ее перестроили в каменную только в конце девятнадцатого века.

Память тут же услужливо выкинула фразу из диалога татей, про Кавказскую войну, героем которой и был мой несостоявшийся супруг оглы.

Осознание нереальности того, где я нахожусь и, главное, когда, накрыло с головой. Если до этого момента все воспринималось абстрактно и не взаправду, то теперь…

— Тень! Пиксель ты битый, мы что, в Питере времен Александра Второго Освободителя, а то и раньше? — с нотками истерики спросила я, клацая зубами.