– Откуда ты все это знаешь, Валентин? – спросила Макс, удивленно глядя на магоса.
– От Эйзенхорна. – Он пожал плечами. – И предательницы Джафф. Но это неважно, Жермена. Это не то дело, в которое стоит ввязываться простым людям вроде нас с тобой. Это все куда серьезнее – часть огромного мрачного мира, о котором мы практически ничего не знаем, будучи погруженными в нашу ежедневную рутину. Так что я просто вытащу тебя отсюда, после чего мы уберемся подальше и забудем обо всем этом.
– Как? – спросила она.
– Что «как»?
– Как ты собираешься меня вытащить?
– Это, – признал он, – проблема. Проклятая дверь не открывается. И я не знаю волшебного слова.
Драшер сел на пол и задумался. Затем поднялся на ноги и подошел к рабочему столу. На нем валялись грязные хирургические инструменты и стеклянные трубки с образцами, которые, он был уверен, лучше не трогать. Он искал что-нибудь подходящее, чтобы подцепить дверь. От его движений пламя свечей на площадке заколыхалось. В ящиках ничего не оказалось. Магос начал перекапывать контейнеры. Ну хоть что-то, хоть какой-нибудь ломик…
Ничего. Только мусор и старые медикаменты.
– Стоп! – внезапно сказал он. – Стоп-стоп-стоп.
– Что такое? – спросила Макс.
Они с Вориетом удивленно смотрели на торопливо семенящего к ним Драшера. Магос вытащил из кармана пистолет:
– Особые пули. Так их назвал бедолага Нейл. Особые пули, наподобие той, которой он прикончил того мертвеца. Их зачаровывал сам Эйзенхорн. Что-то типа амулетов, способных развеять магию.
Он направил дуло на клетку.
– Стой-стой! – крикнула Макс.
– Что такое? – спросил Драшер, – Я знаю, что не очень хорошо стреляю, но…
– Мне плевать, чем там заряжена эта штука, но ты собираешься стрелять в упор в чугунную клетку! Пуля срикошетит… Или ты промахнешься по прутьям и попадешь в меня.
– Маршал права, – согласился Вориет. – Не получится.
– Думаю, нет, – кивнул Драшер и грустно рассмеялся. – Я на какой-то миг почувствовал себя героем.
Он замолчал, после чего начал ковырять пистолет. Наконец после нескольких попыток ему удалось извлечь обойму.
– Что ты делаешь? – спросила Макс.
Магос вытащил верхнюю пулю, затем убрал обойму и пистолет обратно в карман. Он поднял снаряд к свету и прищурился:
– На нем и правда что-то написано. Трон знает что. Никогда ничего похожего не видел.
– И?..
– Мне надо… – Драшер задумался. – Сделать отливку или…
Сжимая пулю в руке, он побежал обратно к рабочей станции и осторожно взял одну из свечей. Пламя металось из стороны в сторону и моргало. Расплавленный воск стекал вниз и застывал на пальцах. С помощью старого стеклянного лабораторного скребка магос собрал горячий воск со столешницы.
После этого он быстро вернулся к клеткам и начал лепить комок из воска примерно в том месте, где должен был быть замок.
– Что ты делаешь? – снова спросила Макс.
– Концентрируюсь на работе, – ответил Драшер. – Проклятье, лепить что-то из этой штуки на удивление сложно. Вот…
– И что теперь?
– Надо дать воску остыть. Поговори со мной.
– Что?!
– Пока мы ждем, – улыбнулся магос. – Я напуган до чертиков. Поговори со мной. Расскажи что-нибудь.
– Например?
– Не знаю. Что-нибудь. Что-то из старых добрых деньков. Я иногда о них вспоминаю. И размышляю о тебе. Я был бестолковым мужем.
– Я прекрасно представляла себе, за кого выхожу замуж.
– Может, стоило подумать получше? – рассмеялся он.
Макс выдавила из себя улыбку:
– Нам обоим следовало получше думать. Ты – выдающийся человек, Валентин. Магос биологис. Вся твоя жизнь зависит от твоей работы. Как и моя. Нам нельзя было быть такими наивными оптимистами.
– Оптимистами или романтиками? – спросил он.
– И тем и другим, – согласилась маршал.
– А когда мы перестали быть оптимистами, Жермена? – поднял бровь магос.
Она опять улыбнулась:
– Лет пятнадцать назад, в Тихо.
– Печально, – сказал Драшер. – Знаешь, мне следовало взять от жизни больше. Наполнить ее множеством разных вещей. Быть кем-то еще, не только магосом. Думаю, неплохо бы нам снова стать оптимистами.
– Правда?
– Ага, кивнул он. – Тогда наши шансы, что это сработает, возрастут.
Он наклонился и потрогал комок воска.
– Давай-ка попробуем, – с этими словами он вытащил пулю, нашел вытравленное на ней слово и аккуратно прижал ее к воску. Когда он убрал руки, на мягком комке остался зеркальный отпечаток нечеловеческого слова.
– И что теперь? – спросила Макс.
Драшер подергал дверь. Она не сдвинулась с места.
– Подождем, – сказал он. – Возможно, заклинанию нужно время, чтобы подействовать.
– Ты ведь просто придумываешь всё это на ходу, да? – спросила Макс.
– Всегда так делаю, – ответил он. – Вся моя жизнь была придумана на ходу. Все какое-то нелепое и невероятное. Прямо как в одной из сказок бедняги Гарофара. Все кажется ненастоящим, особенно с тех пор, как ты пришла за мной на Костяное побережье. Фантастичное, неестественное и подчиняющееся законам, которые мне никто не позаботился объяснить.
– Могло и сработать, – сказал Вориет. Он подполз поближе и наблюдал за происходящим. – Надпись на пуле… Она могла сломать слово-замок. Энунция против Энунции.
– Давайте надеяться, что так и будет.