Магос: Архивы Грегора Эйзенхорна

– Чушь! – отрезал Им. Он побарабанил костлявыми пальцами по столешнице. – По-вашему, уважаемый, Губительные Силы – угроза?

– Да.

– Как инфекция? Болезнь? Которую можно получить даже при кратком контакте с носителем и нельзя вылечить?

– Да, – повторил инквизитор. Тиканье-стрекот часов скребло по его разуму. – Это величайший ужас варпа. И он никогда не покинет человека после того, как коснется его. Скверна неминуема.

– И тем не менее он коснулся и вас.

– Это неизбежно при моей работе.

– Верно, – согласился Им. – Так же верно и то… Да вы и сами знаете что… Все инквизиторы умирают. Они по большому счету имеют срок годности. Их работа… как бы сказать… пятнает их. Они и сами становятся носителями болезни. Заражаются, выполняя свои обязанности. Независимо от целей и верности идеалам, все в итоге заканчивают одинаково. Я прав?

– У инквизиции есть способы защиты…

– Ну конечно, – кивнул Им. – Уход с активной службы. Ограничения. Заключение. Инквизиция следит и сама за собой. И когда один из своих заходит слишком далеко и ступает на неверный путь, его клеймят еретиком так же быстро и неотвратимо, как и любого другого еретика.

– Все так, как и должно быть.

– Но себя вы считаете исключением? – спросил Им.

– Нет, я… – Эйзенхорн замолчал.

– Вы всегда знали, по какому пути идете. Знали цену, которую нужно заплатить. Знали о неотвратимом…

– Я всегда принимал это.

– Но теперь – отрицаете. Столько лет, уважаемый, столько лет они пытались вас остановить. Заставить уйти в отставку, пока не стало слишком поздно. Ваши друзья… О, прошу прощения, я оговорился. Люди, которых вы называли друзьями, они все пытались, верно? И вы их не послушали. Потому что вам было виднее. Вы игнорировали их. Отбросили их мнение в сторону. Исключили из числа тех, кого называли друзьями. Некоторые умерли, но вам было наплевать. Иные пытались противостоять вам силой, и вы сокрушили их за это. А теперь вы тут, в этой комнате. И даже Священные ордосы, которым вы, по собственным заверениям, верно служите, объявили вас еретиком. Диаболус экстремис. И, тем не менее, не правы все равно они. Потому что вам виднее. Вы станете игнорировать любые законы и продолжите идти к цели, один, без друзей – хотя так на самом деле было всегда, – утверждая, что все еще служите Инквизиции, даже если она сама уже давно отказалась от ваших услуг.

– Я знаю вещи, которые…

Им поднял руку, настолько маленькую и тощую, что она походила на птичью лапку:

– Никто вас больше не слушает, уважаемый. Даже вы сами. Посмотрите на себя – сломленный и одержимый. Вы десятилетиями отдавали себя службе. Такой срок давно вышел за границы благоразумия и смысла. Всегда идете только вперед, потому что вам виднее. Служите человечеству, но к людям, встреченным на пути, испытываете лишь презрение. Вы их используете, игнорируя любые связи, которые могли бы лечь в основу дружбы и которые составляют суть человечности. Вы забываете лица и имена тех, чьи жизни изменили. Люди умирают за вас, но вам все равно.

Им отодвинул стул и поднялся на ноги.

– Вам стоит задуматься об этом, дознаватель. О том, почему вы делаете то, что делаете.

– Я и так это знаю, – сказал Эйзенхорн.

– Шутка в том, что не знаете, бедный вы человек. А оно все тут, прямо перед вами. Истина глядит вам в глаза. Вы так поднаторели в поиске истины, но не можете найти ее в себе.

– И в чем же она, мастер Им? – рявкнул инквизитор.

– А вы посмотрите на себя, уважаемый, и скажите, как бы назвали такого человека?

Эйзенхорн настороженно поерзал в кресле. Он опустил взгляд на руки и увидел, как сильно они обгорели. Волдыри, контрактура, ожоги третьей или даже четвертой степени.

От огня, источник которого внутри.

– Уважаемый? – позвал Им. – Вы хорошо себя чувствуете? Выглядите обеспокоенным.

– Я… Я горю, – прошептал Эйзенхорн.

– Как в тот раз? – спросил Им.

– Что?

– Когда мы в прошлый раз сидели в этой комнате, вы загорелись. С головы до ног. Я был в ужасе. Тот огонь сжег вашу кожу и плоть, и на меня уставились глазницы с обгоревшего черепа.

– Это было не по-настоящему, – пробормотал Эйзенхорн.

– Верно, – согласился Им. – Это был трюк. Чертов проклятый трюк вашего псайкерского разума. Вы это сделали чтобы меня напугать, чтобы я струсил. И это сработало, Трон милостивый, как же хорошо это сработало. Жутчайшая вещь. Я так никогда и не смог забыть это зрелище. И не простил вас за испуг. Вы помните, зачем сделали это?

– Чтобы добиться ответа…

– Чтобы добиться ответа! – воскликнул Им. Он улыбнулся и открыл стеклянную крышку, под которой скрывался циферблат часов. – Вот именно. Вы хотели запугать меня до усрачки, уж простите за такие слова. Это было устрашение. Запугивание. Вы занимались этим всю жизнь. Вы делали это, чтобы докопаться до правды. Помните, что вы говорили по этому поводу?

– Н-нет, – ответил инквизитор, корчась от боли.

– Вы сказали, что страх делает разум проще, – напомнил Им. – Сказали, что столь сильная и чистая эмоция опустошает голову и устраняет все барьеры и иллюзии. Вы напугали меня, чтобы узнать скрытую внутри правду, найти ту часть меня, которая не может лукавить.