Магос: Архивы Грегора Эйзенхорна

– Я умер за тебя, – сказал Натан. – Я стал мишенью, потому что ты был мишенью и, соответственно, все, кто находился рядом, попадали под прицел. По факту, я оказался наживкой. Как и вся твоя свита. Меня убили, чтобы ты вылез на свет. Ой, только не надо на меня так смотреть! Это неважно. Я тебя не виню. Наша работа – не из простых. Я пришел сюда не для того, чтобы бередить твое чувство вины.

– А оно у него есть? – рассмеялся Эндор, проносясь мимо вместе с Карой.

Натан хмыкнул и положил руку на голову дочери:

– Я так гордился, когда она пошла по моим стопам. Гордился наследием. Мое дитя поступило на службу ордосам. На службу тебе, как и я…

Он перевел взгляд на Эйзенхорна:

– Каков отец, такова и дочь. Она тоже стала наживкой. Гоблека знал, что делает, правда ведь? Он знал, как вытащить тебя из теней. Как сыграть на твоих чувствах.

– Да ладно тебе, Натан! – взревел Эндор, проносясь в обратном направлении. – У него и чувств-то никаких нет!

– Или все было наоборот? – спросил Иншабель.

– Что ты имеешь в виду? – не понял Эйзенхорн.

– Ты послал ее за Гоблекой, – пожал плечами Натан. – Знал, что он выяснит, кто она такая. Семейные связи, наследие. Отец и дочь, давшие клятву верности старому ублюдку. Он не смог бы сопротивляться желанию убить ее и использовать как наживку. И выдал бы себя. Какой хитроумный способ заставить Горана Гоблеку из Когнитэ раскрыть свое местонахождение!

– Все было не так, – сказал Эйзенхорн.

– Нет, не так, папа! – закричала Тэйя.

– Он отдал ее медведю, – продолжил Натан, глядя старому инквизитору прямо в глаза. – Бросил в клетку, еще живую. Но, конечно, сначала он попробовал на ней антиген и смотрел, как она днями напролет вопит, переживая Терзание. Еще один провалившийся эксперимент. К медведям ее.

– Натан… – начал Эйзенхорн.

– Мой ребенок, Грегор, моя дочь. Ты использовал ее, чтобы потакать своей одержимости. Использовал и выбросил.

– Как и всех нас! – воскликнул Нейл, поднимая бокал.

Все присоединились к тосту и повторили слова наемника.

– Что же за человек так поступает с друзьями? – спросила Лорес Виббен, стоявшая на самом краю области, освещенной костром, и смотревшая в пламя.

– С друзьями – никто, Виббен, – сказал Мидас.

– У тебя ведь тоже была дочь.

– И я уверен, что она в любой момент может к нам присоединиться, – произнес Бетанкор, пригубив бокал. – Я прав, Грегор? Моя милая малышка Медея. Она ведь наверняка вскоре придет на вечеринку?

Эйзенхорн отвернулся от костра. Нестерпимый жар все еще жег его изнутри. Инквизитор ушел прочь от маленького лагеря в синеватый мрак ночной пустыни. Луна смотрела на него с небосвода. Из-за спины доносились смех и голоса.

– Грегор! – Тит Эндор бросился следом. – Грегор, куда же ты?

– Мне здесь не место.

– Не говори глупостей. Ты – главная причина, по которой все собрались, – заявил Эндор.

– Это все Терзание, – процедил Эйзенхорн. – Это глубинная скверна антигена вгрызается в мой разум. Бред. Коллапсирующие воспоминания. Разложение психики. Уничтожение воли.

– Эй, у нас у всех бывают плохие дни… – протянул Эндор. – Это не твоя вина, просто так сложились обстоятельства.

– Тит?

– Да, Грегор?

– Старик Хапшант…

– А что он? Да упокоит Трон его кости, – сказал Эндор и глотнул из бутылки джойлика, которую взял с собой.

– Почему он выбрал именно нас на роль дознавателей тогда, много лет назад?

– Потому что мы были самыми лучшими! – Эндор, дурачась, воздел руки и несколько раз проскакал вокруг Эйзенхорна.

– Тит, я серьезно.

– Он в нас что-то увидел, – пожал плечами Эндор.

– Ты знаешь, как он умер. Трон, уж ты-то слишком хорошо это знаешь. Мозговые черви разрушили его мозг. Его способность к суждению. Когнитивные функции. После смерти Хапшанта врачи сказали, что невозможно оценить, как долго паразиты обитали в его голове. Возможно, много лет, постепенно разрушая умственные способности. Он провел на службе намного дольше, чем следовало. Еще много лет после того, как ордосы должны были потребовать у него заявление об отставке.

– Что ты хочешь сказать? Что нас привлек к службе безумец?

– А если и так?

– Я думаю, что проверка при приеме на службу в ордо это бы выявила, – заметил Эндор.

– Но он действительно увидел в нас что-то, – продолжил Эйзенхорн. – В своем безумии, задолго до того, как проявились первые внешние признаки… когда его мозг еще не до конца умер.

– Да? И что же он такого углядел?

– Искру того, на что он охотился всю свою жизнь. Что-то похожее на Архиврага, с которым он сражался так давно и так рьяно, что больше не мог отличить свет от тьмы.

Эндор нахмурился:

– Я тебе не еретик, засранец!

– Нет, – покачал головой Эйзенхорн. – В худшем случае ты – гедонист, который никогда не воспринимал ничего всерьез. Тебе нравились власть, которую дает розетта, сила, возможности. А потом, конечно, тебя охватило твое собственное безумие.

Инквизитор посмотрел на оскорбленного товарища. В глазах Эндора все так же корчились черви.

– А кто же тогда ты? – ледяным тоном спросил Тит.