Магос: Архивы Грегора Эйзенхорна

Перешагнув через порог, я вошел. Предупредительный возглас Елизаветы потонул в визге неожиданно закружившегося вокруг меня воздуха. Стеклянные бутылки и колбы, наполненные химическими составами, бешено затряслись над рабочим столом Бакунина. Горшочки с жидкими химикатами и смазочными маслами взорвались, расплескивая свое содержимое. Вспыхнула и зажглась небольшая газовая горелка, а ее прорезиненная трубка начала извиваться змеей. Стеклянные пластинки размерами с инфопланшет, каждая из которых была убрана в коричневато-желтую картонную пачку, закачались и посыпались с деревянных стоек в дальнем конце затемненного помещения. Их здесь были тысячи, и на каждой хранился оригинал какого-нибудь из гололитов, сделанных Бакуниным. Первая из них слетела с полки, словно ее стащила оттуда какая-то сила, и я уже ожидал, что пластинка разобьется, ударившись об пол, но она повисла в воздухе. За ней последовали остальные. Вокруг заиграл свет из невидимых источников, создающий рябь и цветные отблески на стенах и предметах. Воздух стал темно-коричневым, словно прокуренным донельзя.

Я вскинул меч. Пластинка с негативом полетела мне в голову, и я рассек ее ударом. Осколки стекла рассы́пылись в разные стороны. Вперед устремилась еще одна, и ее я тоже разбил. Словно веер игральных карт, с полок слетело еще больше пластин, засвистевших вокруг меня. Я провел серию увесаров и ульсаров, разнося целящие в меня стеклянные прямоугольники. Мимо одного из них я промахнулся, и он, прежде чем разбиться о стену, полоснул меня по щеке, как метательный нож.

— Уводи его отсюда! — прокричал я Елизавете.

Трейлер затрясся. Снаружи раздался раскат грома, и по низкой крыше забарабанил дождь. Пластины проносились со свистом, заставляя меня отступать. Ожесточающая, стараясь перехватить их все, превратилась в размытое пятно.

Затем появились призраки. Серьезные мужчины в строгих балахонах. Знатные дамы в длинных платьях. Печальные дети с бледными лицами. Смеющийся трактирщик с одутловатыми щеками. Двое фермеров, обнимающих друг друга за плечи. В мутном воздухе появлялось все больше и больше фигур, сотканных из дыма, с белой кожей, в одежде цвета сепии, с тем же неподвижным выражением на лицах, как в тот момент, когда их запечатлела камера. Они хватали и тянули меня ледяными пальцами, молотили психокинетическими кулаками. Некоторые духи проходили сквозь меня, промораживая до костей. Злобные силы, поселившиеся в этом маленьком трейлере, призывали образы тех, кого Бакунин увековечил за свою карьеру, выдергивая их из негативов и наделяя формой.

Заметив прорези в своем плаще, я начал отступать назад. Прикосновения призраков были такими же острыми, как и края стеклянных пластин. Замогильный вой оглушил меня. Затем, тошнотворно закачавшись, весь мир стал искажаться и изменяться. Трейлер исчез. На мгновение я вдруг оказался на пляже с песком все того же оттенка сепии, затем — на деревенской свадьбе, как незваный гость. Прорубая себе дорогу полыхающим мечом, я вывалился в сцену крещения. Потом последовало раскрашенное изображение Атенатовых гор, потом — пиршество в какой-то ратуше. Призраки набросились, вцепляясь холодными руками. Трактирщик с одутловатыми щеками сжал свои ледяные кулаки на моем горле, но лицо его продолжало смеяться. Я рубанул фантома Ожесточающей, и он растворился словно дым. Домохозяйка с печальным лицом повисла на моей руке, а рыбак замахнулся багром.

Я начал читать Литанию Избавления, выкрикивая ее слова в злобные лица вокруг. Несколько призраков смялись и оплавились, подобно целлюлозе в огне.

Раздались выстрелы. Справа от меня возник Габон. Он стоял на предрассветном пирсе в Дорсае, среди игроков в кнокболл, на празднике урожая, и все это одновременно. Противоречащие друг другу картины размывались и сливались вокруг него. Невеста с женихом атаковали Габона в компании пятерых плакальщиков из похоронной процессии и отставного констебля Адептус Арбитрес, увешанного орденами.

— Отходим! — прокричал я.

Ожесточающая раскалилась добела. Снова прокатился гром, от которого затряслась земля. Габон пронзительно закричал, когда его лицо распороли пальцы невесты, а затем проносящиеся со свистом стеклянные пластины начали, будто топоры, рубить спину зашатавшегося Фелиппа.

Его кровь хлынула дождем. Она втекала в призраков, окрашивая в пурпур их светло-коричневые одеяния и делая бледные лица розовыми. Я чувствовал, как пальцы ножами полосуют плоть на моих руках и спине. Фантомов было слишком много.

Я не мог поверить своим глазам. Казалось, что я стою на берегу реки и в то же самое время — на ступенях здания Администратума, у парадного входа. Эти места, одинаково иллюзорные, накладывались друг на друга совершенно невероятным образом.

Прыгнув вперед, я взмахнул мечом. Он что-то задел, пропорол, и я покатился по промокшему от дождя торфу, вывалившись из трейлера.

Темное небо, хлещущее ливнем, рассекла молния.