Магриб

Был он в белом арабским бурнусе, но на араба совсем не похож: глаза – серые, волосы – рыжие с сединой, лицо широкое, тщательно выбритое, с морщинками у губ и на высоком лбу, а на щеках сквозь слой загара просвечивают веснушки. При виде этого старика – несомненно, лекаря-табиба – сердце Серова дрогнуло, а мысли понеслись галопом. Было в нем что-то очень знакомое, привычное, словно здесь, на краю света, в чужой эпохе, Серов столкнулся с москвичом или, быть может, с парижанином, жителем Вены, Лондона или Берлина, только не нынешних городов, а тех, что когда-нибудь будут. Мнилось, что этот человек ездил не раз в машине и поезде, летал самолетом, разогревал обед на газовой плите, что не в диковинку ему метро, компьютер, телевизор и даже спутники Земли, что он способен перечислить все планеты Солнечной системы от Меркурия до Плутона и определенно знает, что все тела слагаются из атомов.

Серов, ошеломленный, глядел на старика и вдруг заметил, что тот улыбается.

– Вы – Андре Серра? – У него был негромкий приятный голос, и на французском лекарь говорил отменно. – Поздравляю с наследником, сударь! Взвесить не могу за неимением детских весов, но ручаюсь, что в мальчугане фунтов восемь-девять. Шейла сейчас отдыхает. Хансена, коновала с фрегата, я к вашей супруге не допустил, так что с нею тоже все в порядке. Хотите ее повидать?

Горло Серова перехватило. Он чувствовал, что не может выдавить ни звука.

– Ах да! Чуть не забыл… ну, вы понимаете – память-то стариковская… – Лекарь вытащил из пояса что-то круглое, блестящее, и протянул Серову. – Вот! Шейла попросила сразу вам отдать. Забавная вещица для этих мест… Но я такие видел – только давным-давно.

На его ладони лежали часы Серова, золотой швейцарский «Орион». Часы шли – должно быть, лекарь завел их и выставил верное время.

– Видели? Где и когда? – хрипло произнес Серов, не замечая, что в волнении говорит на русском. – Где вы могли видеть такие часы? Кто вы?

Теперь лекарю пришел черед удивляться. Его седоватые брови вспорхнули вверх, морщины обозначились резче. Он выдохнул воздух и тихо, почти что шепотом, промолвил:

– Здесь меня зовут доктор Эуген Штиль из Кельна. Но там, откуда пришли вы и я, мое имя было Евгений Зиновьевич Штильмарк.

Он тоже перешел на русский и явно был возбужден – его дыхание участилось, щеки порозовели и россыпь веснушек стала заметнее.

– Вы – мой соотечественник? Понимаете, я-то думал, вы француз… Андре Серра… Выходит, не Андре, а Андрей? Так? Что же вы молчите?

Не отвечая, Серов повернулся к Уоту Стуру.

– Веди людей на «Ворон», Уот. Я останусь здесь, с Шейлой и лекарем. Теггу и де Пернелю скажешь, что к вечеру я буду на судне.

– Да, капитан.

– Сюда прислать охрану, человек шесть. Выбери людей понадежнее, из тех, что пришли с нами с Карибов.

– Слушаюсь, капитан.

Стур отступил на шаг, уставился на корсаров грозным взглядом и гаркнул:

– На корабль, бездельники, на корабль! Вас ждут мясо, ром и сухари! Хрипатый, Тиррел, Кук, ведите прочь эту ораву! И поживей, моча черепашья!

Когда топот ног затих, Серов повернулся к лекарю и произнес:

– Не стоит при моих людях говорить на непонятном языке и забивать им головы всякими домыслами. Я, Евгений Зиновьевич, и правда Андрей – Андрей Серов из Москвы. И о вас я кое-что знаю, брат мой, странник во времени… – Он опустил веки, чувствуя, как в душе разливается покой. – Евгений Штильмарк, врач из Твери – был дерматологом, если не ошибаюсь? Исчез в возрасте двадцати семи лет, ехал с работы в трамвае и исчез… Провалился сквозь время после того, как с компанией друзей посетил некий объект на Камчатке… Наконец-то я вас нашел!

– Нашли? – с изумлением вымолвил Штильмарк. – Ну, вы понимаете… Как нашли? Прилетели на машине времени? Как вы очутились здесь, сударь мой?

По губам Серова скользнула усмешка. Он уже справился с потрясением и полностью владел собой.

– Как очутился, об этом будет поведано лет через тридцать, в первом томе тайных записок о жизни маркиза Андре де Серра. Но вам, Евгений Зиновьевич, я, так и быть, расскажу свою историю. Только, простите, не сейчас – мне очень хочется увидеть жену и сына.

– Да-да, разумеется. – Штильмарк посторонился. – Часы, Андрей… возьмите ваши часы.

– Оставьте их у себя, в знак нашей благодарности, моей и Шейлы. Я могу притащить вам сундук с дукатами, талерами и курушами, но мало ли в этом мире таких сундуков? А эти часы – одни-единственные. Страшно подумать, Евгений Зиновьевич, еще не родился тот швейцарец, чьи правнуки их соберут.

С этими словами Серов вошел в дом и потонул в сиянии глаз своей жены.

* * *