Май

Май ушёл. И, спускаясь к выходу, с каждой ступенькой ощущал, как освобождается от тяжкого груза вины. Становилось всё легче и легче. Выйдя на морозный воздух вечернего города, он почувствовал полное освобождение. Было трудно стоять там, перед чужой болью, а тут, в одиночестве, когда оглядываешь широкий мир, чужие чувства уже не трогают так сильно.

Он пошёл домой в глубоком раздумье. Почему ему не больно? Он потерял друга, а у него даже нет сожаления. Но всё это вскрылось позже, когда он зашёл в свою комнату, когда сел за гитару. Тогда все чувства прорвались через струны, через нервные, непослушные движения бегающих по грифу пальцев. Он сочинял песню о потерянной дружбе, где представил себя предателем, глядя на которого, на уста рвётся только одна фраза: «Да пошёл ты!»

«Смотря в твои глаза, я вижу гадкую натуру лжеца, ты держишь палец у рта, как невинное дитя. Пошёл ты к чёрту!» – записывал Май в тетрадь. Слова вылились в текст, а музыка лишь заполняла его, оживляла. За вечер он написал свою первую практически полноценную вещь, которая показала ему, что он способен творить сам, лишь ориентируясь на внутреннее чутьё. Засыпал он удовлетворённым, где-то даже гордился собой, высоко оценивая то, что наклепал. Но утром, вернувшись к своему произведению с чистой, отдохнувшей головой, признал, что ожидал от себя лучшего.

В понедельник молодой человек встретил Таю. Её лицо светилось, особенно глаза. Они были наполнены непривычной для её образа нежностью. Она подошла к нему с тёплой улыбкой, немного смущённая новым чувством искренней влюблённости, родившимся в её сердце за последние дни. Было удивительно, как всего один обманчивый поцелуй, подаривший ей победу, обернулся для неё чем-то глубинным. Она не видела Мая с пятницы, и у неё было целых два дня, чтобы подогреть в себе это чувство, посмаковать его и убедить себя, что теперь-то всё будет иначе. Она была уверена, что у них начнутся отношения. Но Май даже не улыбнулся.

– Привет, – тихо и нерешительно ответил он на её приветствие.

– Ты сегодня снова серьёзный? – весело спросила девушка.

– Серьёзный… – ответил он и на несколько секунд замолчал.

Тая ещё несколько раз попыталась его разговорить, но молодой человек отводил глаза, всем видом показывая, что ему неинтересно и он был бы рад закончить беседу.

Тая почувствовала обиду, и в ту же секунду её романтическое настроение улетучилось. Она поняла, с чем связана перемена.

– Ты, типа, больше не хочешь со мной общаться?

Май на секунду поднял на неё тяжёлый взгляд, решая, сказать правду или отмолчаться. Ясно осознавая, что дружбы уже не может быть.

– Извини, но я не хочу.

– Класс! Охренеть! – произнесла Тая дрогнувшими губами и, резко отвернувшись, пошла прочь.

Но невысказанные слова и уязвлённая гордость жгли её. Она решила подкараулить его после школы, чтобы выяснить отношения.

– Май! – крикнула она ему, когда молодой человек спустился с крыльца.

Он мрачно посмотрел на девушку и, засунув руки в карманы джинсов, остался ждать, когда она подойдёт.

– Мы не договорили, – обиженным голосом, растягивая слова произнесла она. – Знаешь, что про тебя говорят?

– Мне всё равно, – ответил он.

– Что ты высокомерный придурок.

– Только не делай сейчас хуже. Я нормально к тебе отношусь, мы просто не можем больше общаться.

– Это почему? Из-за Сашки? Из-за того поцелуя? Типа, ты пьяный был?

– Тая… Просто я не хочу, пойми, – спокойно проговорил он.

– А я хочу знать.

– Да, из-за этого и не только.

Она смотрела на него, горько улыбаясь.

– А что «не только»? – уже тише спросила она.

– Ты сейчас делаешь только хуже.

– Я хочу знать, – повторила она, снова растягивая слова.

– Моё сердце занято, – сказал Май и тут же пожалел об этом, почувствовав ущербность этих слов.

До него только сейчас дошёл смысл его любви. Однобокой, фантазийной, лишённой тела и хоть какого-то развития. Тем более надежды. Он горько ухмыльнулся. Перед ним стояла девушка – симпатичная, уже свободная, заинтересованная в нём, возможно влюблённая, с которой он мог бы иметь отношения. Нормальные отношения, с прогулками за руку, с физической близостью. Он был близок к этому, тем более сейчас, когда друга всё равно потерял. В нём заклокотала злость.

– Класс! – выцедила из себя Тая и пошла прочь.

– Извини, – отозвался молодой человек и тоже пошёл по привычному маршруту в сторону набережной.

Ему страшно захотелось остаться одному.

Тем же вечером Тая передразнивала своего обидчика, стоя перед подругой с гордо поднятой головой, показывая этим жестом свою неуязвимость.

– «Моё сердце занято»! – кривляясь, уже в третий раз повторяла она въевшуюся в её хорошенькую голову фразу. В её кривлянии выражалась вся её взбалмошная натура. В эти моменты лицо девушки дурнело и искажалось злобой.

И подружки снова захохотали со свойственной для молодости жестокостью, особенно остро проявляющейся, когда задето собственное тщеславие.

– Вот козёл, я тебе говорила, что он проблемный, – усмехнулась Даша.

– Блин, хотела бы я знать, кем у него там сердце занято.