Гобелен столь уверенно доминировал в обстановке, что Егор вспомнил о Юлии только спустя несколько секунд. И перевел взгляд ниже, на белую с позолотой кровать. Компьютерный магнат лежал поверх покрывала, вытянувшись в струнку, запрокинув вверх посеревшее лицо и вцепившись скрюченными пальцами в ворот рубашки — словно ему не хватало воздуха. Дамир склонился над ним, позвал: «Хозяин! Вы слышите меня?», подержал за кисть, тщетно пытаясь нащупать пульс, выпрямился и сухо произнес:
— Он умер.
— От чего? — задал Егор глупый вопрос.
Дамир пожал плечами.
— Не знаю. Похоже на сердечный приступ.
— Чертовщина какая-то, — пробормотал Ерофеич, появляясь на пороге. — Он лежит точно так же…
— Что? — не понял Егор.
Ерофеич молча указал на противоположную стену. На стене висела картина. Точнее, гравюра из Юлиевой «сокровищницы» — стало быть, он перенес ее в спальню, как и планировал. Великое должно настраивать на возвышенный лад — а что может быть возвышеннее, чем смерть…
Последние часы Наполеона на острове Святой Елены, работа кисти Луи Маршана, вспомнил Егор. Может быть, даже последние минуты: император на широкой кровати под балдахином, вокруг — офицеры в парадных мундирах с эполетами, дамы в длинных платьях, двое детишек в панталончиках, какой-то сгорбленный человек в рабочей одежде (то ли садовник, то ли слуга)… Скорбь и растерянность на лицах, перешептывание и тяжелый вздох:
— Он лежит точно так же, — сдавленно повторил Ерофеич.
Егор и сам увидел: да, сознательно или бессознательно покойный Юлий Милушевич, Цезарь уездного масштаба, повторил посмертную позу французского императора — вытянувшись на постели и скорбно уставившись в потолок. И даже гобелен над кроватью был тот же самый (либо точная его копия) — полосатый тигр, притаившийся в зарослях, и охотники с несерьезными ружьями.
А потом — странное дело — гравюра вдруг раздвинула свои рамки и ожила. Пахнуло сыростью (ну да, Наполеон ведь умер в грозу), люди задвигались, зашелестели платья, кто-то приглушенно зарыдал, а человек в рабочей одежде, стоявший возле изголовья кровати, поднял голову и пристально посмотрел на Егора, словно узнал…
Спальня Юлия меж тем волшебным образом тоже заполнилась людьми. Две перепуганные женщины, какой-то рано полысевший господин, одетый в черный костюм, словно гробовщик (хотя, почему «словно»? Гробовщик в сложившихся обстоятельствах был бы весьма кстати), некий смутно знакомый мужчина в рабочем джинсовом комбинезоне — Егор поклясться бы мог, что мужчину зовут Романом — кажется, они дружили в далеком детстве…
Дамир наконец отлепился от тела патрона, сурово оглядел собравшихся и распорядился:
— Территорию особняка до приезда милиции прошу никого не покидать. Ерофеич, вызывай милицию и «скорую».
— Милицию? — вяло удивился Егор, борясь с некстати нахлынувшей дурнотой. — Зачем?
Азиат стрельнул глазами-щелочками.
— Я все-таки не врач. Я знаю только, что хозяин никогда не жаловался на сердце.
В коридоре, за дверью, что-то упало с глухим стуком. Егор выглянул и увидел Марию. Она была без сознания.
Глава 11. Город влюбленных
Тучный чернобородый господин, который сидел рядом со мной в дилижансе, читал газету. И ухмылялся время от времени, будто в передовице было напечатано нечто забавное.
— Нет, вы только посмотрите, что они пишут, — наконец обратился он ко мне, хотя мы и не были знакомы. — Я еще пять лет назад сказал Леонтине (это моя жена, пояснил он мимоходом): попомни мои слова, Леонтина, этот маленький капрал еще пустит Бурбонам кровь!
— Маленький капрал? — переспросил я рассеянно.
Мужчина довольно расхохотался.
— Наполеон, черт побери! Наполеон Бонапарт, который скоро станет нашим императором! Маленьким капралом его прозвали солдаты во время итальянского похода. Говорят, он на всех придворных церемониях появляется в сером военном сюртуке. Кое-кто поначалу кривился, а теперь это стало модой — носить военные сюртуки… Подумать только, какая низость: подослать к Бонапарту наемных убийц! Конечно, бандитов схватили — тайная полиция оказалась на высоте. Однако весь мир был уверен, что глава заговора, принц Конде, уйдет от ответственности: еще бы, член королевской фамилии… Как бы не так. Закон должен быть один для всех!