Май любви

Все помолчали. Под потолком с толстыми балками жужжали мухи. Тихо мурлыкала кошка, а с первого этажа доносились слова разговаривавших там людей.

Флори подумала, что сейчас неудачный момент для сообщения о предстоящем рождении ребенка, и решила с этим подождать до более удобного случая.

— Не придете ли вы обе пообедать с нами в субботу? — заговорила она, стремясь нарушить показавшееся ей жестоким молчание. — Придет Гертруда. Мы ждем и Бертрана, и нас будет, таким образом, пятеро, чтобы уравновесить присутствие гостьи, к которой мы, как вы знаете, не пылаем чрезмерной любви!

— Зачем же приглашать, если вы ее не любите?

— По необходимости, дорогая, и не более того. Тайну эту я тебе когда-нибудь объясню. Ну а пока твое и Лодины присутствие так нам поможет, что ты и представить себе не можешь.

— Можешь на нас рассчитывать — не так ли, мама?

— Разумеется.

— Чего мы бы не сделали, чтобы тебе помочь! Я тоже не испытываю к ней симпатии, но если это будет полезно, я вполне смогу быть с нею очаровательной!

— Такой жертвы я от тебя не требую! Достаточно помочь нам поддерживать разговор!

IX

«Итак, пройдет немного времени, и я стану бабушкой!»

Вот уже два дня, с тех пор как Флори сообщила ей о своем будущем материнстве, Матильда не переставала думать обо всех тех изменениях, которые рождение малыша принесет в жизнь семьи. Среди этих мыслей прежде всего была, разумеется, надежда: ведь ребенок — это всегда некое обещание, но и новый этап в жизни каждого из них. Для Этьена, да и для нее — это новая обязанность научить его своему ремеслу. А также конец всяким любовным мечтам! Став бабушкой, просто немыслимо предаваться мечтам о безумных приключениях: это было бы смешно, и она никогда не позволит себе такого.

«Прощай, Гийом, прощайте сладкие заблуждения! Этот ребенок, с появлением которого я стану просто одной из многочисленных «предков», окончательно выведет меня из этой игры. Не представляю, как бы я могла предаваться сентиментальным мечтам, качая в колыбели внука!»

Ей был ниспослан еще один знак. Кто-то снова помогал ей удерживаться на пути мудрости. Как и все предыдущие, это такое явное свидетельство внимания твердо направляло ее по пути безоговорочного отказа от себя.

«Да будет так! Да сбудется Твоя воля, Господи! Не моя, которая так легко сбивается с пути истинного, а Твоя, единственно Твоя!»

Матильда вздохнула. Пальцы ее, державшие нагрудник, который она вышивала яркими разноцветными шелковыми нитками, машинально продолжали свою работу, мысли же были далеко.

Наступило более прохладное время. Грозы, несколько дней следовавшие одна за другой, наконец-то освежили воздух. Дожди разбудили мощные ароматы, подымавшиеся от размокшей земли, благоухали июньские розы, вновь зазеленевшая трава, пошли в рост овощи на огороде, лекарственные травы в саду. Эти возбуждавшие чувственность запахи волновали Матильду, разжигали в ней страстные желания, которым не суждено было исполниться и которые следовало строго контролировать.

В эту субботу накануне Троицына дня, уже к четырем часам, раньше чем обычно вернувшись с ярмарки в Ланди, где они оставили учеников на попечение Бертрана, Этьен и его супруга прежде всего почувствовали необходимость немного отдохнуть от дневных забот, от пыли, от сутолоки и шума ярмарки. Сидя рядом на каменной скамье у бассейна, они мирно беседовали под легкими ветвями орешника. Их объединяло чувство передышки, согласия, возобладавшее над обычными их проблемами. Как и ожидала с самого начала Матильда, испытание, которое они вместе проходили, наконец-то их сблизило.

— Да, дорогая, скоро мы станем дедушкой и бабушкой!

Этьен положил на руку жены свою.

— В моем возрасте это совершенно нормально. В вашем рановато, конечно, хотя и довольно распространено. Вы будете молодой и красивой бабушкой, милая, что ж, это неплохо! Не думаю, что вам стоило об этом жалеть. Внуки будут любить вас. Это так восхитительно!

Порывистым жестом юнца ювелир поднес к губам ее пальцы и благоговейно их поцеловал.

Матильда улыбнулась с видом снисходительного согласия. Выражение, в котором Этьен уловил радость и не увидел ни тени меланхолии, ощутил согласие, дышавшее мудростью и ясностью, без всякой иронии, озарило любимое им лицо.

— Вы всегда смотрите на меня глазами любви, мой друг! Верьте, что я отдаю должное этому постоянству. Однако внуки наши будут смотреть на меня совершенно по-другому. Хочу я того или нет, став, как вы говорите, молодой бабушкой, для них я буду самой старой из женщин в доме.

— Вы забываете свою собственную бабушку и ее восемьдесят лет.

— Когда дети Флори дорастут до понимания того, что такое молодость или старость, моей бабушки, вероятно, уже не будет с нами. И печальная привилегия старейшей в семье достанется мне!

— Слава Богу, до этого еще далеко! А вы, моя дорогая, так же свежи, как и десять лет назад.

— Мне стукнуло уже тридцать пять, Этьен!

— Но не сорок же, когда женщин допускают в услужение духовенству, насколько я знаю! Вы не должны забывать, что вы остаетесь неизменно красивой женщиной!