Май любви

Матильда заметила, что от холода у нее стучат зубы и дрожат руки.

«Господи, Господи! Сжалься над нами! Защити нас на пути к раке святого Мартина, куда мы спешим не только за его заступничеством, но и для того, чтобы утвердиться в угодном Тебе самоотречении и торжественно отдаться на Твою волю!»

Стало так темно, что двигаться дальше было уже невозможно. Дорога, как видно, потеряна. Даже мул тряс головой, отказываясь шагать дальше. Словно в каком-то кошмарном сне вокруг заблудившихся путников вставала влажная стена тумана, похожего на толстое мокрое одеяло.

— Мы пропали, дочка, — громко проговорила Матильда, чтобы разорвать тишину, услышать среди этой враждебной влаги звук человеческого голоса. — Пропали, и все тут! Видимо, придется улечься спать под деревьями!

Кларанс наклонила к матери потемневшее лицо, услышав ее голос, внезапно разорвавший туманную тишину, — было непонятно, то ли смысл слов, то ли только их звучание привлекло ее внимание и не выражавший никакого удивления взгляд.

Матильда опустила голову. Она никогда не боялась смерти, в ее представлении это был неприятный, но краткий переход в объятия радости, к высшему блаженству, всегда остававшемуся ее самой горячей надеждой, ее упованием. Однако, хотя она и верила безоговорочно в это слияние души с божественной благодатью, Матильда боялась случайной или же насильственной смерти, когда жизнь уходит, не дав человеку исповедаться, причаститься, принять миропомазание, наконец, просто привести себя в порядок перед этим необычным путешествием.

И вот теперь совершенно неожиданно она оказалась в самый неподходящий момент в пугавшем ее положении, которое могло кончиться смертью.

Матильда перекрестилась.

Внезапно стоявший в неподвижности мул вздрогнул. Его длинные уши навострились и, повернувшись, замерли. Прислушалась и задрожавшая всем телом Матильда. Ей показалось, что где-то далеко-далеко рождался звук, похожий на звон колокола.

Она знала, что в некоторых часовнях, в молельнях, расположенных в глухих местах, удаленных от всякого жилья, имеются колокола, в которые звонят во время туманов с правильными промежутками времени. Может быть, они находятся поблизости к одному из таких прибежищ? В этом случае они с Кларанс спасены!

Воспрянув от этой надежды, Матильда зашагала напрямик на этот звук. Она тянула за повод мула, не разбирая дороги, ориентируясь только на с каждым шагом набиравшее силу звучание.

Как ни велико было ее желание поскорее оказаться в безопасности, в укрытии, продвигаться вперед ей приходилось очень медленно — шла она как слепая, вытянув вперед руку, чтобы вовремя уклониться от препятствия. Неразличимые в темноте стволы деревьев, кусты, труднопроходимые заросли, возникавшие на ее пути, она обходила только на ощупь. Ноги ее то и дело попадали в ямы и грязные рытвины. То и дело спотыкаясь, она упорно продолжала свой путь.

Деревья стали реже, почва ровнее. По-прежнему непроницаемая мгла теперь показалась Матильде менее удушающей, менее неподвижной. С каждым шагом земля под ногами становилась все тверже, и ей наконец стало легче идти. Колокол, видимо, был уже совсем близко. Его чистый, сильный звук рассекал туман, обещая дружескую помощь.

Из последних сил обе женщины добрались до сооружения, напоминавшего колокольню. Пальцы Матильды нащупали каменную стену.

— Слава Тебе, Господи!

Она громко произнесла эти слова. Словно если бы Тот, к Кому она обращалась в порыве благодарности, Кто поддерживал ее силы, тут же ответил Матильде, невдалеке от нее прозвучал патриархальный голос:

— Добро пожаловать!

— Где я? — спросила Матильда. — Мы с дочерью заблудились и уже давно бродим в лесу.

Рядом с ней выросла смутно различимая фигура человека с фонарем, желтый свет которого хотя и был очень слаб, но все же пробивался сквозь туман. Она едва видела ржу из грубой ткани, капюшон, густую седую бороду, из-под которой блестел крест. Колокол замолчал.

— Вы находитесь, дитя мое, у старого человека, давшего обет уединения и бедности, у отшельника, который готов принять вас так хорошо, как он сможет… при условии, что вы не будете слишком требовательны.

— Да благословит вас Бог, мой отец! Нам нужны лишь отдых да немного еды. Благодаря вам мы спасены от грозившей нам опасности. Это самое главное. Кров, который нас защитит, огонь, который обогреет, — ничего больше нам не нужно!

— Следуйте за мной, дитя мое.

К стене того, что оказалось небольшой молельней, был пристроен скит, размерами не больше кельи. Грубо сколоченный стол, два табурета, ложе из сухого папоротника на глинобитном полу составляли всю мебель, открывшуюся взорам женщин в свете горевшей в каменной плошке ветки, когда они из туманной бездны ночи шагнули через распахнутую дверь в эту обитель покоя.

— Вашего мула нельзя оставлять на холоде, — сказал отшельник, задержавшийся на пороге. — Я отведу его в сарай, здесь недалеко, в котором я жил, пока не построил эту лачугу. Там теперь место козы, снабжающей меня молоком.