Ты что, собираешься всё это растаскивать? — осведомился Казаков. Груз — Бочки, бухты канатов, связки запасных частей рангоута, проволочные корзины, наполненные ядрами — оборвали удерживающие их канаты и сползли к правому борту, усугубив и без того неслабый крен.
— Не хотелось бы… — Сергей поддал ногой откатившийся бочонок. — Д а и незачем. На кой нам весь этот хлам?
— А зачем тогда в трюм лезли?
— Сам же настаивал, забыл?
Казаков ответил невнятным бурчанием. Старый друг был кругом прав — это он, разочарованный обыском каюты, настоял на обследовании трюма.
— Ну, мало ли… вон, смотри, там, в углу, сундук. Глянем?
Там, куда указывал грязный казаковский палец, действительно стоял сундук. Большой, прямоугольный, высотой примерно по пояс и длиной метра полтора, он был обит тёмно-серым металлом.
— Странно, ни ржавчины, ни патины… — Сергей поковырял крышку кончиком своего «посоха». — Слушай, это по ходу свинец!
— Фигасе… — Казаков склонился к сундуку. Острие багра оставило в неровном листе глубокие борозды. — Точно, свинец и есть, вон, какой мягкий!
— Свинцом обивали ящики или сундуки чтобы защитить содержимое от влаги. — сообщил, подумав, Серёга. — Интересно, что там внутри?
— Вот видишь, а говорил — зря полезли! Ну-ка дай свой дрын, я подковырну…
Сергей оценивающе оглядел массивную крышку и большую замочную скважину, забитую то ли илом, то ли песком.
— Не выйдет. Замок, видишь, встроенный, его просто так не откроешь. Тут топор нужен.
— Я видел парочку на палубе. — Казаков повернулся к трапу.- Сейчас схожу, принесу…
— Погоди… — Сергей вставил наконечник в щель под крышкой, примерился и нажал. Крышка с громким скрипом приподнялась примерно на два пальца. — Прикинь, он даже закрыт не был!
Объяснение этому факту было получено сразу, как только Казаков, орудуя отобранным у напарника багром, приподнял тяжеленную крышку. Сундук был пуст — внутренность его была, как и крышка, покрыта свинцовыми листами, а из содержимого имели место лишь несколько деревянных брусков с приколоченными к ним кожаными подушечками. вырезами и кожаными подушечками. Сергей, осмотрев их, заявил, что они были предназначены для того, чтобы плотно удерживать внутри сундука некий предмет сложной формы и, по-видимому, хрупкий.
— Радость для Робинзона. — прокомментировал Сергей. — Или, скажем, для колонистов с острова Линкольна. — Это ж сколько свинцовых пуль можно отлить из обивки этой коробочки…
Казакову осталось только уныло кивать — опять спутник оказался прав! Это тем более было обидно, что в сундуке наверняка хранилось что-то ценное, а иначе — зачем огород с такой основательной «упаковкой»?
Он обернулся. Кора, стояла по шею в воде и облаивала пустой сундук. В ореховых глазах сверкала лютая злоба, горло клокотало глухим рыком, от которого Казакову, слабо не разбирающемуся в собачьих повадках, сделалось не по себе.
— Кора, девочка, ты что? — Сергей протянул собаке ладонь. Пусто тут, пусто, успокойся! Сейчас выберемся наверх, вкусняшку дам…
Собака продолжала рычать — шерсть на загривке встала дыбом, губы приподнялись, обнажая клыки. Казаков хотел, было, крикнуть «осторожно, укусит!» — как вдруг Кора развернулась на месте, обдав людей брызгами, и опрометью кинулась к трапу.
Когда он вслед за Сергеем выбрался на палубу — собаки там не было. Кора прыгнула в воду, преодолела линию рифов, и теперь плыла к песчаному берегу.
Не утонет? — опасливо поинтересовался Казаков. — Помочь бы надо…
— Пока отдадим швартовы, пока поднимем пары — она уже десять раз доплывёт. — оценил ситуацию Серёга.
— А мы на этом. — Казаков ткнул пальцем в надувную лодку, закреплённую на крыше каюты. — Сбросим в воду и догребём в пять минут!
Сергей оценивающе посмотрел на небо.
— Погода, вроде измениться не должна, ветер слабый… — выдал он оценку. — Давай, делаем! Вёсла только возьми, они на полубаке к леерам принайтованы…
Кора всё-таки добралась до берега первой. Когда Сергей перевалился через борт надувнушки и, уцепившись за пропущенный вдоль пузатых бортов канат, по пояс в воде поволок её к линии прибоя — собака уже выбралась на сушу, отряхнулась и, описав несколько кругов по пляжу, шмыгнула в кусты. Теперь оттуда доносился заливистый лай, не злобный, как на шхуне — отметил Казаков — азартный, даже весёлый. И этот лай удалялся — Кора взяла след и теперь уверенно шла по нему.
— Слушай, а чего это она могла учуять? — спросил он, вылезая из лодки на песок. — Она ведь ещё на корабле что-то унюхала, а потом сюда кинулась!
Серёга пожал плечами. Вид у него был явно озадаченный.
— Я и сам гадаю. Ну не могла она взять след по воде, не бывает так!
— А если она учуяла, что вынули из того ящика?
— Думай, что говоришь, а? Во-первых до берега метров двести, не меньше, да ещё и ветер от нас. Ни одна собака не унюхает, это я тебе точно говорю. И потом — ты, правда, считаешь, что запах, если он и был, продержался бы столько времени?
Сколько?
Склероз — тяжёлая болезнь. — сочувственно отозвался Сергей. — А маразм — и того тяжелее. Я кому вчера рассказывал о том, что эта посудина валяется на камнях больше сотни лет?