На улицах было ещё немного народу — упомянутые уже ручные повозки молочниц, дворники шаркали своими мётлами, провожая меня недоумёнными взглядами — и не спится же в такую рань… Я шагал по мостовым, беззаботно помахивая тросточкой и предвкушал, как, вернувшись на «Квадрант», немедленно завалюсь в своей каюте на койку. Нет, пожалуй, лучше будет отправиться на «Клевер». Старина Валуэр наверняка вспомнит о том, что он по-прежнему мой наставник в нелёгком ремесле Лоцмана и вызовет к штурвалу, стоит судам сняться с якоря; я же намеревался проспать весь переход через Фарватер до Бесова Носа, а для этого следовало заранее найти подходящее местечко. У Врунгеля наверняка найдётся для меня свободная койка, а старой моряцкой истины — «если хочешь спать в уюте, спи всегда в чужой каюте» — никто не отменял ни на Земле, ни во Внешних Мирах, не здесь, в Зурбагане…
Я столкнулся к ним в одном из узеньких, извилистых переулков, соединяющих центральные кварталы Зурбагана с Верхним Городом. Столкнулся — и сразу, с первого взгляда узнал того самого типа, который шпионил за мной во время моего второго визита в Зурбаган. Тогда, помнится, я оторвался от него на полквартала, нырнул в подходящую подворотню, а когда шпик неосмотрительно сунулся туда за мной — и получил рукояткой ножа сперва в солнечное сплетение, а потом и по затылку, отчего рухнул без сознания.
Видимо, тех кратких мгновений, когда мы оказались лицом к лицу в узеньком проулке, хватило, чтобы этот тип (соглядатай? Сыщик? Шпион?) меня запомнил — и запомнил крепко. Встретившись со мной взглядом, он замер на секунду — за которую на физиономии его успели смениться выражения удивления, недоверия и страха, -издал невнятный звук, развернулся и, спотыкаясь, кинулся наутёк.
Видимо, сработал тот самый инстинкт, о котором говорили герои фильма «берегись автомобиля» — я, не раздумывая, кинулся за ним следом. Прохожих видно не было; он свернул за угол, потом ещё, сделал попытку перепрыгнуть через пустую корзину, брошенную кем-то посреди переулка — и с грохотом свалился, запутавшись ногами в ручке. Вскочил, обернулся ко мне- на лбу кровоточит ссадина от близкого знакомства с мостовой, в руке угрожающе сверкнул длинный, узкий клинок, который он неведомо когда успел извлечь из своей щегольской тросточки. Присел на полусогнутых, угрожающе ощерился — и, сделав длинный выпад, попытался пырнуть меня в печень.
Он промахнулся совсем немного. Угоди острие на пару ладонь левее — тут-то мне и конец. Но нет: клинок металлически звякнул обо что-то, бок обожгла острая боль. Я крутанулся на каблуках, разрывая дистанцию, и выдернул из-за пояса «ка-бар». Противник отпрыгнул назад, отводя руку со стилетом назад, для нового удара — но я не дал ему на это времени.
Когда-то, ещё в девяностых, я в порядке увлечения историческим фехтованием, посещал занятия по ножевому бою. Вёл их один мой приятель, много лет проживший в латинской Америке и освоивший там искусство «махо» — мексиканских задир, решавших любые споры при помощи своих навах. Видимо, я был прилежным учеником, потому что усвоенные на этих занятиях навыки сработали сами собой, как бы и вовсе без моего участия.
Колющий выпад в грудь противника — отпугнуть, заставить сбить атакующий порыв.
Сорванное с головы кепи летит в лицо. Мой визави инстинктивно вскидывает руки, пытается отшатнуться — и упирается лопатками в стену дома.
Прыжок вперёд, левая ладонь ловит запястье врооружённой руки. Рывок на себя с отшагом в сторону, правая рука с силой вгоняет нож в левый бок, снизу-вверх, наискось, под рёбра. Воронёное лезвие пропарывает селезёнку и слегка изогнутым отточенным по обеим кромкам кончиком достаёт до сердца. Короткий вскрик, тело конвульсивно изогнулось, и вдруг обмякло и осело на землю.
Впервые мне пришлось убивать человека — том более вот так, ножом, когда всем существом ощущаешь тот миг, когда душа, вырванная холодной сталью из своего обиталища, проходит через рукоять, клинок, ладонь, на неуловимо-краткий миг смешиваясь с душой убийцы… с моей душой? Я присел на корточки, пощупал шею своей жертвы — нет, не бьётся под пальцами жилка, жизнь покинула телесную оболочку.
Я огляделся по сторонам — слава богу, никого! Рядом, шагах в трёх, в стене чернела низкая арка. Я схватил свою жертву за воротник и потащил — слишком резко, ткань затрещала, и пришлось перехватывать тело под мышки. Мешался нож, который я по-прежнему сжимал в руке — пришлось тратить ещё несколько секунд на то, чтобы вытереть его о куртку покойника а потом дрожащими руками, со второй или третьей попытки запихнуть в засунутые за пояс ножны.