Маяк

– Да, мясо отвратительное, есть его невозможно. И не в моих силах помочь вам. Но вы и меня должны понять! Кто-то из ваших сотрудников анонимно сообщил в центральный комитет Космической Корпорации, что вы грубо нарушаете устав Смотрящей станции. Вопреки политике невмешательства и отстранённого наблюдения, вы покидаете станцию, контактируете с местными жителями, убиваете их! И в довершение ко всему вы их ещё и едите! А ведь они разумны! И многочисленные тесты это подтвердили! Это непреложный научный факт! Они разумны! А то, что они пока значительно глупее нас, не означает, что вы имеете право их есть! Их цивилизация только зарождается, они ещё пока не покинули пределов своей планеты, их наука и искусство на очень примитивном уровне. Но они же разумны! Их нельзя есть! Поедая их, вы опускаетесь тоже до уровня дикаря, неразумного и несдержанного!

Инспектор поднял глаза и посмотрел в упор на Начальника станции, испытывая одновременно угрызения совести и раздражение:

– Поймите, Летер, я не могу закрыть на это глаза и оставить ваше преступление безнаказанным. Я буду вынужден сообщить в комитет по Этике Космической Корпорации. Я ещё мог бы прикрыть дело, если бы вы их просто убивали. Всегда можно списать это на самооборону или на научные нужды. Но поедание… Нет, извините.

Он упрямо сжал челюсть и продолжал смотреть на лицо Начальника, на котором выражение досады сменялось решительностью. Тот встал и отошёл к бару, уставленному разнообразными сосудами с напитками.

– Я понимаю, что сделать тут уже ничего нельзя. И ваше решение не переменить. И я не виню вас в том, что вы стремитесь к соблюдению закона. На безусловном соблюдении закона стоит наша гегемония в галактике. Я сам виноват, – он повертел в руках бутылку с какой-то зелёной жидкостью, а потом осушил её залпом прямо из горла. – На самом деле, я уже собрал вещи и готов отбыть хоть сегодня. Но сначала я хочу заявить, что мне не стыдно за то, что я ел мясо местных жителей. В нашей Вселенной полно существ, которые с ужасом и отвращением смотрят на наши пищевые привычки. Мясоедение редко встречается. Они полагают, что поедать мясо других существ неправильно и преступно. Что это жестоко. А я горд тем, что такова моя сущность.

Он медленно подошёл к окну и окинул последним спокойным взглядом просторы планеты, которую ему предстояло так позорно покинуть. В поле зрения попала кучка местных гуманоидов, толпящихся возле стен станции. И тогда ещё одна мысль мелькнула в голове. Он развернулся к Инспектору и воскликнул, моргая всеми десятью глазами:

– Но если бы вы знали, какие же вкусные эти земляне!

Шоковая терапия

***

«Пожалуйста, убейте меня».

Илья закатил глаза и перестал жевать. Блюдо оказалось невкусное и далёкое от оригинальности, шумные посетители за соседними столиками раздражали, слишком яркий свет бил в глаза, а на вульгарно раскрашенном лице официантки читалось откровенное презрение.

Он почти ощущал ненависть к навязанной еде, которую ему всучила настойчивая реклама, с утра привлекающая внимание к открытию нового ресторана в центре города.

«Как же мне скучно», – тоскливо подумал Илья, швыряя массивный бургер со сладким псевдо-мясом на пластиковую тарелку. Неприятно морщась, он вытер салфеткой руку и рот, скомкал её и бросил в тарелку.

– Ты чего? – тупо пробубнил с набитым ртом Антон.

– Надоело, – ответил Илья, вставая из-за стола.

Приятель лишь безразлично пожал плечами и продолжил активно жевать, уставившись в стол.

Злобно кривясь, Илья протолкался сквозь шумную толпу молодняка, загнанного в ресторан рекомендациями искусственного интеллекта, и с облегчением вывалился на улицу.

Вдохнув мёртвый загазованный воздух огромного города, он медленно побрёл по шумному оживлённому проспекту. По пути Илья разглядывал пёстрые яркие вывески ресторанов и магазинов. Его пресыщенный взгляд равнодушно скользил по надписям назойливых реклам, обещающих всё самое вкусное и интересное, что только могла предложить столица. Но завлечь его они были не способны – Илья перепробовал всё, что могли приготовить пищевые принтеры заведений общественного питания и продуктовых фабрик.

Ему давно стало бесконечно скучно и тоскливо. В безнадёжных попытках встряхнуться и ощутить вкус жизни он перепробовал все виды развлечений и досуга. Но на аттракционах его просто тошнило, в комнатах с заданиями он испытывал откровенную скуку, а на концертах и спектаклях синтетических певцов и артистов еле высиживал до конца, не отрывая взгляда от экрана телефона. Выставки современного искусства оставляли его озадаченным и обманутым, а классическое искусство казалось безнадёжно устаревшим и бесконечно скучным.

Вечер проходил бестолково и бессмысленно. Илья злился на себя за то, что так и не нашёл, чем занять длинные пустые часы свободного времени. В итоге он психанул и завернул в знакомый бар, где за умеренную плату подавали почти настоящий алкоголь.