На этот раз никто не пытался завернуть лодку Иосифа с прямого пути к центру провинции. Должно быть, существо, обязанное вышвыривать непрошеных гостей, отвлеклось или занято было кем-то другим. Едва за кормой осталась граница области Драф, как гость Самата почувствовал сонливость. Дома, оставленные жильцами, и проспекты, выложенные водой вместо булыжника, словно оделись серебристой паутиной. Когда он пытался сосредоточить взгляд на блестком кружеве, оно сразу же исчезало, но краем глаза каббалист все время улавливал его присутствие.
Ему мнилось: путь проходит по развалинам, полуукрытым водой, как больного ребенка укутывают одеялом. Впрочем, Иосиф не поручился бы за истинность увиденного. Он мучился от жара и озноба одновременно. И то, и другое пришло внезапно, а вместе с ними – провалы сознания. Сколько он плыл таким образом? Час? День? Больше? Самат огромен. Иные континенты Срединного мира уступают ему в размерах… Далеко ли Портал Чужих Снов от внутреннего озера провинции? Иосиф не имел ни малейшего представления. Мечта ввела его в полубезумное состояние, горячка страсти заставляла раз за разом идти на штурм призрачной Цитадели. Возможно, нет ни ее, ни внутреннего озера, ни Черных Яблонь, и лишь иллюзия, слух, легенда поддерживают веру в их существование…
Иосиф очнулся. Лодка проплывала под мостом, и арка между двумя грязно-серыми быками никак не заканчивалась. Когда-то, во времена темных битв и борьбы необузданных сил за владычество в скрытых мирах, неведомый зодчий сотворил циклопический мост: по нему, наверное, могла пройти целая армия, выстроившись в одну шеренгу. Время источило бесконечные стены справа и слева от лодки, обезобразило их длинными шрамами и глубокими кавернами. Свод арки был продырявлен во многих местах, и сквозь пробоины сочился тусклый свет, скупыми горстями разбрасывая блики по унылым плоскостям опор.
Серебристая паутина пропала.
Впрочем, он не избавился от наваждения полностью: все вокруг казалось ему нереальным. Будто тяжкая твердь камня могла обернуться крашеной ватой… Каббалист продолжал чувствовать себя больным, только хворь перешагнула с одного уровня на другой. То ли дело шло к выздоровлению, то ли у этой болезни, как у тайфуна, был «глаз», область затишья, предшествующая гибельной полосе штормовой ярости.
Лодочником служило ему странное существо. Более всего оно напоминало осьминога, пытающегося встать на четвереньки; бахрома маленьких пальчиков заменяла лодочнику присоски на щупальцах; однако глаза у него были человеческие – печальные карие человеческие глаза.
Вода за бортом утратила прозрачность и приобрела чернильный цвет. Ни за какие блага Иосиф не стал бы пробовать ее на вкус. Вот тебе и молочные потоки в кисельных набережных…
Наконец, лодка миновала проход под мостом-гигантом и оказалась на середине широкого залива. По обеим его сторонам высились глиняные холмы и пустынные руины кирпичных дворцов, щеголявших в годы своей молодости нарядом из плиток небесной лазури и глубоких вогнутых рельефов. Теперь же плитки опали, подобно лепесткам увядших цветов, – сохранялась едва ли одна на дюжину; ну а рельефы под действием кислоты веков превратились в рваные раны. Кое-где виднелись извилистые трещины, оставленные магическим огнем.
Стены и оконные проемы были крепко закопчены. Видно, древность провинции Багнадоф не знала мира… Молодые окраины Самата предназначались для праздного времяпрепровождения. Война, кровь и пламя, способное пожирать каменную плоть города, никак не вязались с нынешним покоем. Современный Самат, – заселенная его часть – отличался от древнего, как небо и земля.
Здесь, в кварталах, возведенных несколько тысяч лет назад, поселился древний ужас. Людям тут не нашлось бы места. Возможно, они никогда здесь и не жили… Однако Иосиф не затем рвался к Цитадели, чтобы по дороге влезать в напластования тайн и страхов, угнездившихся в этих местах раньше, чем был возведен маяк Хааргад. Ему следовало поторапливаться.
– Прибавь ходу! – приказал он лодочнику.
Тот обернулся, и на миг Иосиф разглядел в его глазах панику. Боялось не тело, нелепое и смешное, а суть, то есть демон, скованный кандалами столь уязвимой оболочки. После гибели мясного фарша, «одетого» на имя и жизненную энергию демона, он перейдет в другое существо, скорее всего, не столь неуклюжее. Отчего же лодочник так беспокоится? Видимо, есть виды смерти, способные рассеять и демонскую суть…
Залив постепенно расширялся, берега его расходились все дальше и дальше. Наконец, они исчезли за горизонтом. Лишь тонкая нить башни, возвышавшейся над мысом, вбитым во внутреннее озеро как гвоздь, указывала, где побережье всего ближе к лодке.
Демон-перевозчик вновь оглянулся, вынул весла из воды и положил их на дно посудины. Видя изумление на лице Иосифа, он заговорил, и голос его оказался не громче шелеста осенних листьев, разметанных студеным ветром:
– Посмотрите вокруг, благородный господин! Здесь нет места живым. Нам следует отступить.