Маяк на далеком острове; Болид; Малые и неоконченные произведения; Драматические произведения

Я знал ребенка лет восьми, чья способность постоянно выигрывать в чет и нечет вызывала всеобщее восхищение. У него был своеобразный пророческий дар, суть которого заключалась в умении наблюдать и верно оценивать хитрость своих соперников. Предположим, что перед ним оказывался обычный простак, спрашивающий: «Чет или нечет?» Наш школяр отвечал: «Нечет» — и проигрывал. Но в следующий раз он обязательно выигрывал, потому что рассуждал так: «Этот дурачок в первый раз загадал чет, и теперь вся его хитрость сведется к тому, чтобы загадать нечет. Стало быть, надо сказать — нечет». Он говорил: «Нечет» — и выигрывал.

А вот с более хитрым соперником он рассуждал по-иному: «Этот парень знает, что я сказал: “Нечет”. В другой раз он пожелает (эта мысль первой придет ему в голову) просто изменить чет на нечет, как это сделал первый болван, но ему сразу же придет и вторая мысль, что такая перемена слишком проста, и в конце концов он решится повторить первоначальный вариант. Скажу-ка я: “Чет”. Он так и поступал — и выигрывал».

Исходя из этого принципа, Дюпен постарался изучить министра Д***. Ему удалось выведать, что министр был одновременно и поэтом, и математиком.

«Как поэт и математик, — подумал Дюпен, — он должен рассуждать оригинально, а вот просто математик вообще бы не рассуждал и легко бы оказался в руках префекта».

Это очень глубокая мысль, мои дорогие читатели. Математик ломал бы голову над устройством тайника, а поэт должен был поступить совершенно иначе, и притом совершенно незамысловато. В самом деле, некоторые предметы не бросаются в глаза только потому, что они слишком хорошо видны. Возьмите, например, географическую карту. Названия, написанные крупными буквами и растягивающиеся от одного ее края до другого, воспринимаются гораздо хуже названий, напечатанных мелким шрифтом и почти неразличимых. Стало быть, Д*** должен был постараться сбить полицейских агентов со следа крайней простотой своей выдумки.

Поняв это, Дюпен раскусил Д***. Он отправился в особняк министра, взяв с собой факсимиле искомого письма. Первое, что он увидел на столе хозяина дома, было то самое неуловимое письмо: поэт понял, что лучшее средство уберечь его — это вообще не прятать. Дюпен завладел документом, оставив вместо оригинала факсимиле, и проделка легко удалась. Рационально мыслящий человек без труда добился успеха там, где сыщики потерпели неудачу.

Это очаровательный и очень интересный рассказ. Г-н Викторьен Сарду[545] переделал его в прелестную пьесу «Каракули», о которой вы, конечно, слыхали. Она была одной из самых удачных постановок в театре «Жимназ».

Теперь я подхожу к «Золотому жуку». В этом рассказе еще один герой Эдгара По доказывает свою необычную проницательность. Мне придется процитировать длинный отрывок из этой истории, но, обещаю вам, вы об этом не пожалеете и впоследствии перечтете ее не один раз.

По был связан дружескими узами с неким г-ном Уильямом Леграном, совершенно разоренным целым рядом несчастий. Покинув Новый Орлеан, он обосновался в Южной Каролине, возле Чарлстона, на острове Салливан. Этот клочок суши, состоявший почти из одного морского песка, при ширине в четверть мили имел длину в три мили[546]. У Леграна был характер мизантропа, и вечная смена порывов энтузиазма приступами меланхолии была для него обычным явлением. Считалось, что у него не все в порядке с головой, и родители приставили к нему старого негра, откликавшегося на прозвище Юпитер.

Вы еще увидите, как этот Легран, приятель По, проявит свой исключительный характер и неуравновешенный, подверженный резким перепадам настроения темперамент.

Однажды По отправился к нему с визитом и нашел своего друга чем-то чрезвычайно довольным. Оказывается, Легран, коллекционировавший раковины и насекомых, только что обнаружил жука странного вида. Вы уже ожидали этого слова, не правда ли? В тот момент жука у Леграна не было; он одолжил его одному из своих друзей, лейтенанту Дж***, жившему в форте Маултри[547].