Маяк на краю света

Васкец и Фелипе направились к маяку и вошли в свое жилище. Дверь закрылась за ними.

Ночь прошла спокойно. На рассвете Васкец загасил горевший в течение двенадцати часов маяк.

Слабые в Тихом океане, особенно у побережья Америки и Азии, приливы очень сильны в Атлантическом океане и дают себя чувствовать даже в отдаленном Магеллановом проливе.[8]

Отлив начался в шесть часов утра. Чтобы воспользоваться им, рассыльное судно должно было бы сняться с якоря на заре. Так как не все еще было готово, командир решил выйти из Эльгорской бухты лишь с вечерним приливом.

Военный корабль Аргентинской республики «Санта-Фе», в двести тонн водоизмещением,[9] с машиной в сто шестьдесят лошадиных сил, находился под командой капитана и старшего офицера. На нем, вместе с рабочими, было человек пятьдесят экипажа. «Санта-Фе» нес береговую охрану от устья Рио-де-ла-Платы до пролива Лемера в Атлантическом океане. В те времена кораблестроение не знало еще быстроходных судов, крейсеров, миноносцев и т. д. Скорость винтового парохода «Санта-Фе» не превышала девяти миль в час, но этого было вполне достаточно, чтобы охранять берега Патагонии, куда и заходили-то лишь рыболовные суда.

На этот раз на рассыльное судно была возложена обязанность наблюдать за постройкой маяка, предпринятой аргентинским правительством у входа в пролив Лемера. На этом же судне были доставлены рабочие и необходимый строительный материал.

Наконец, работы, производившиеся под руководством опытного инженера из Буэнос-Айреса, были окончены.

Уже недели три стоял «Санта-Фе» на якоре в гавани Эльгор. На берег было свезено съестных припасов на четыре месяца. Убедившись, что оставляемым на новом маяке сторожам не придется испытывать недостатка ни в чем до прибытия новой смены, командир Лафайет собирался доставить на родину рабочих. Если бы не задержали некоторые непредвиденные обстоятельства, пароход «Санта-Фе» уже месяц тому назад был бы в порту.

За все время стоянки в хорошо защищенной от северного, южного и западного ветров бухте корабль не подвергался никакой опасности. Теперь можно было опасаться бурь в открытом море. Но весна была мягкая, а в начале лета море в окрестностях Магелланова пролива еще не так грозно.

В семь часов утра капитан Лафайет и старший офицер Риегаль вышли из своих кают, находившихся в кормовой части судна. Матросы оканчивали мытье палубы. В то же время шли приготовления к снятию с якоря: с парусов снимали чехлы, чистили медные части, нактоузы,[10] поднимали спасательную шлюпку. Другая, маленькая шлюпка оставалась пока спущенной, чтобы поддерживать сношения с берегом.

Когда взошло солнце, на мачте подняли флаг.

Три четверти часа спустя на баке[11] ударили четыре раза в корабельный колокол, и на вахте сменились дежурные матросы.

Позавтракав вместе, командир и его помощник вышли на ют,[12] взглянули на довольно ясное в это утро небо и приказали спустить шлюпку.

Напоследок командиру захотелось взглянуть еще раз на маяк, жилище сторожей и магазины для хранения съестных припасов и горючих материалов, а также убедиться, хорошо ли действуют аппараты.

Выйдя на берег, оба офицера направились к маяку.

Мысль, что эти три сторожа должны остаться одни на унылом, необитаемом острове, беспокоила их.

— Это, право, тяжело, — говорил командир. — Хотя, конечно, все три сторожа — старые моряки и привыкли к суровой жизни. Может быть, для них служба на суше представляет известного рода отдых.

— Несомненно, — отвечал Риегаль, — но быть сторожем маяка на часто посещаемых кораблями берегах или поблизости от материка и жить на этом пустынном острове, который моряки стараются обойти возможно дальше, — большая разница.

— Согласен с вами, Риегаль. Но через три месяца их сменят. Васкец, Фелипе и Мориц будут первыми в очереди, и притом в самое благоприятное время года.

— Правда, им не придется пережить ужасов жестокой зимы мыса Горн.

— Да, зимы здесь бывают суровые, — подтвердил капитан. — Несколько лет назад я выходил на разведки в пролив, доходил до Огненной Земли и Земли Отчаяния, мыса Дев и мыса Пилара, и пережил самые ужасные бури, какие только можно видеть! Впрочем, у наших сторожей теплое жилье, штормы не повредят его. Им хватит и припасов и угля, если бы даже им пришлось пробыть здесь не три, а пять месяцев. Они здоровы, и надо надеяться, что, вернувшись, мы найдем их целыми и невредимыми. Воздух здесь холодный, но чистый! К тому же, помните, Риегаль, сколько охотников вызвалось на предложение морского начальства ехать на «маяк на краю света» в качестве сторожей?

Офицеры подошли к маяку. Васкец и его товарищи уже ждали их.

Капитан Лафайет внимательно осмотрел сторожей маяка. На ногах у них были большие сапоги, на голове — капюшоны из непромокаемой ткани.

— Все ли обстояло благополучно сегодня ночью? — спросил он старшего сторожа.

— Все. Все вполне благополучно, — отвечал Васкец.

— Вы не заметили ночью никакого судна?

— Нет. Небо было безоблачно, и мы увидели бы огонь по крайней мере за четыре мили.

— А как горел фонарь?

— Отлично, до самого восхода солнца.