Маяк на Сариссе

Члены палаты зашумели, герцог поднял палец, призвав к молчанию. Маршал, улыбаясь, поклонился Зенобии.

– Счел бы за честь опекать ее во благо высокородного господина и страны, но это вызовет сомнения в бескорыстии помыслов и ревность.

Герцог одобрительно кивнул.

– Впрочем, – продолжал маршал, – те же сомнения возникнут, кто бы ни опекал ее, кроме, разумеется, нашего высокородного господина. А поскольку тратить его время перед свадебными торжествами неуместно, то предлагаю ввести ее в малый совет.

Наступила тишина. Потом кто-то засмеялся, за ним другой, и вот уже громкий хохот ушел к сводчатому потолку и вернулся обратно. Не смеялись только маршал, наставник Фалин и брат Навассар.

– Спасибо тебе, развеселил, – успокоившись, сказал герцог. – Твое предложение не лишено смысла, но посуди сам: ввести простолюдинку в совет, – значит, вызвать негодование верных мне людей, не удостоившихся этой чести.

– Довод высокородного господина неотразим, – слегка наклонил голову маршал. – Но указ о чине камер-дамы ввел ее в высшее сословие.

Наставник Фалин поднялся со своего места.

– Вынужден напомнить уважаемому маршалу, – сказал он негромко, но выговаривая каждое слово, – что быть членом совета может лишь владелец лена или же…

Наставник внезапно замолчал и тяжело посмотрел на маршала.

– Полагаю, – мягко проговорил брат Навассар, – наша сестра уже владеет земельным наделом?

Маршал извлек из широкого рукава свиток купчей и протянул его герцогу.

– Этого недостаточно! – воскликнул круглолицый вельможа, сидевший рядом с наставником. – Согласно ленному праву…

– Витольд, друг мой, – перебил его маршал, – твои достоинства в строительстве крепостей выше всяких похвал, но еще отец нашего высокородного господина специальным указом приравнял лены к наделам. Однако если потребуется отменить этот указ…

– Нет-нет, – разволновался другой член совета, – прошу не отменять, иначе сбор налогов упадет.

– Гехтер прав, – сказал герцог. – Казне нужны средства, а не служба ленников.

– Итак, законных препятствий нет, – сказал маршал. – Ее присутствие среди нас позволит высокородному господину незамедлительно внимать любым предостережениям. И вовремя принимать решения.

Герцог огладил бороду и смерил Зенобию с ног до головы.

– Как быть с теми, кто ждет своей очереди на место в совете? – спросил он.

– Если дух-покровитель заговорит с ними, то их следует ввести, а ее вывести, – ответил маршал.

– Ну, господа, решайте! – сказал герцог.

Голоса разделились поровну. Звево скосил глаза на сына.

– Ты какого мнения, Гугон?

– До совершеннолетия мне запрещено иметь мнение, – безучастно отозвался наследник.

– Вот и славно, – ухмыльнулся герцог. – Добро пожаловать в совет!

Золотое шитье на больших гобеленах несколько потускнело, а края разлохматились. Зенобия вспомнила, как, впервые увидев, была поражена их роскошью и блеском. Улыбнулась и проследовала в тронный зал. Тихое жужжание голосов, в котором можно различить бранное слово, осторожные или неприязненные взгляды, фальшивые улыбки и плохо скрываемые презрительные ухмылки… Она ограничивается общим поклоном в сторону трона, ей хватает одного быстрого взгляда, чтобы убедиться: узор ковра, которым она представляла двор, не изменился. Звево и его супруга развлекаются игрой в палочки за столом, придвинутым к тронному возвышению. На спинку пустующего трона опирается наследник и, брезгливо поджав губы, наблюдает за игрой.

Впереди был долгий вечер пятого дня, во время которого полагалось отдыхать от дел. Но Зенобия знала, что у придворных таких дней не бывает. Вот сокольничий Прегонар о чем-то шепчется с хранителем печати Витольдом. Они похожи на друзей, но супругу хранителя несколько раз видели в покоях сокольничего. Наставник Фалин оживленно беседует с казначеем Гехтером, оба время от времени поворачивают головы в сторону маршала Гаэтано, которого обступили дочки и жены придворных. Смех, доносящийся оттуда, веселит не всех. Зенобия видит, как теребит край рукава виночерпий Сконцо. Возможно, под обшлагом укрыт стилет, а его ревность давно стала предметом для шуток друзей молодой жены виночерпия. Но Сконцо трусоват и скорее заплатит наемному убийце, чем достанет оружие в тронном зале.

Слухи и сплетни, которыми жил двор, были канвой, по которой можно вышивать сложные узоры интриг. Все охотно делились чужими тайнами, ревниво оберегая свои, и невидимые уши и глаза впитывали каждое слово и каждый взгляд.