Глаза Моралитета. «Нет, – перебил себя Харв, – не Моралитета. Сейчас это лишь искусственный интеллект. Не самый лучший к тому же».
– Нет. Мне не нужно успокоиться. И мне не нужно новое тело. Я просто не могу.
– Если вы так настроены – всегда можно взять денежный эквивалент операции. Или передать право на корпус кому-то, кто по достоинству оценит второй шанс. Но я советую вам не торопиться. Уже завтра, когда вы выспитесь…
– Погодите!
Этьен замолчал.
– Вы можете рассказать о номере третьем?
– Что именно?
– Ну, подозреваю, у этого человека астма. Если я выберу его… корпус, у меня не будет проблем?
– Месье Бойер, между нами, но ведь этот парень уже и так почти целиком пересобранный. В четырнадцать, при поддержке Моралитета, подростку из бедной семьи установили имплант с гибким дозированием, но приступы стали лишь сильнее. Он решил, что поможет полная смена бронхов. До этого был ряд операций попроще – на все это нужны были деньги. И добывал он их далеко не моральными методами. В общем, корпус в полном порядке. Проблема здесь. – Этьен постучал себя по лбу.
– Понятно.
Харв судорожно втянул воздух, встал, обошел стул. Хотел было снова сесть, но передумал:
– Я решил. Я отдаю свое право на тело номеру третьему.
Этьен застыл. Его чисто выбритый подбородок несколько раз дернулся вправо.
– Нет… Нет… Нет, – наконец он справился с собой. – Нет! Это невозможно.
– Почему же?
– Он приговорен. Его все равно убьют!
– Конечно, убьют, черт побери! – Харв не сдержался. – Отрежут голову – все как вы хотите! Но потом к этой голове пришьют новое тело.
– Это больная голова! Она испортит корпус!
– Не ваше дело.
– Да как вы… – Этьен запнулся, выдохнул и уже спокойно спросил: – Почему этот бандит, в конце-то концов? Неужели у вас нет больных или престарелых знакомых? Да первый попавшийся человек с нормальной кармой будет достойней пересадки!
– Вы не поймете.
– Куда мне, я ведь не врач.
– Не в том дело. Тогда, на окраине с этой булавкой в руках… я не думал о том, как мой поступок оценят, не писал в окулус – жил. Жил! Все, как говорила Ирен. И если бандит умрет, то все произошедшее будет как бы не в счет.
– Это эгоистично.
– Мне не важно, что вы думаете, Этьен.
– Это глупость и… это не соответствует морали.
– Морали?! Вы режете живых людей, чтобы богачи получили свеженький корпус, это – морально! А дать человеку второй шанс – по-настоящему второй шанс! – не морально?
– Он бандит! Он убьет кого-нибудь!
– Откуда вам знать?
– Я морал!
– Я тоже.
В глазах Этьена – злость и презрение. Но главное – Харв уверен, – ни следа машинной тусклости. Слишком нестандартно для искусственного интеллекта. Это дело для людей.
– Я Харв Бойер. И я хочу отдать свой второй шанс бандиту с окраины. Я говорю, это хорошо.
Моралитет согласился с правом Харва распоряжаться своим корпусом.
Пока оформлялся прецедент, парень с окраины уже прошел пересадку. Теперь он лежал в отдельной палате, а Харв сидел рядом.
Нужно было уходить. Отключить окулус и выйти из игры.
Но как хорошо бы смотрелась история о спасении жизни молодого бандита с окраины. Просто кадры из палаты и пара строк.
Тысяч десять к карме, не меньше.
Дмитрий Лукин
Концепция поменялась
Я работаю сценаристом компьютерных игр. Маришку это бесит. Она-то выходила замуж за молодого талантливого автора – в перспективе Великого Русского Писателя. Она в меня верила! А значит, все должно было получиться! Но талантливый автор быстро деградировал в жалкого игродела. Представляете разочарование девушки, воспитанной на классической русской литературе?
Маришка готова была за мной и на Соловки, и в Магадан, и передачи мне носить, аки современная декабристка, только бы чувствовать себя причастной к тектоническим сдвигам русской культуры, а тут, понимаешь, компьютерные игры!
По ее логике, я предатель. Отупляю общество, когда должен быть его совестью и нравственным воспитателем!
Уж и так я оправдывался и эдак, и про обстановку на рынке объяснял, и бытовой экономикой смену профиля обосновывал, а все без толку. Мариш, говорю, ну какой из меня общественный проповедник, ну ты приглядись внимательно. Это же сплошное лицемерие будет. И вообще, говорю, концепция поменялась, у тебя устаревшие взгляды на мир: нашему обществу не воспитатель нужен, а жандарм!
Выдохнула тяжело, махнула рукой, как на пропащего, и пошла на кухню тарелками греметь.
Перед подругами меня стыдится. Встретит старую знакомую, зайдет речь обо мне, кем работаю, так Маришка никогда правду не скажет. Всегда меня «прикрывает»:
– С текстами работает, с текстами, постоянная правка, редактура, все эти писательские штучки.
Говорю ей как-то:
– Мариш, разница-то несущественная, сама посуди. И там и там я творю миры, только у нас они сеттингом называются, те же герои-персонажи, те же диалоги…
Не дослушала – залепила мне звонкую пощечину.
– Не смей даже сравнивать! Если у тебя от этих игрушек мозги набекрень, так я поправлю! Не встали еще на место, нет? Еще поправить?
Целый день на меня дулась и повторяла: «Разница у него несущественная!», только к вечеру оттаяла.