Маяковский без глянца

Я его спрашиваю: «Володичка, что с тобой, милый? Расскажи ты мне, я же вижу». А он руки мне целует и засмеялся: «Не волнуйтесь, мамочка моя милая, у меня все хорошо».

Брат

Николай Николаевич Асеев:

В отношениях с сестрами была тоже родственность старшего в семье, хотя он был младше сестер. Но длительных семейных разговоров он не заводил, да и недолюбливал. Вкусы, очевидно, были разные. По крайней мере, те разы, которые я бывал у него в семействе, было заметно, что разговоры, помимо самых необходимых предметов, не клеятся. Да и меня он так усиленно тащил поехать к родным, что казалось, ему нужен был громоотвод от громыхания голоса Ольги Владимировны и молний, сверкавших в глазах другой сестры, Людмилы, кажется обижавшейся на некоторую отчужденность Владимира Владимировича от родственных традиций.

Людмила Владимировна Маяковская:

Володе тоже жилось нелегко (в 1919 г. – Сост.), но он заботился о нас, всячески старался помочь нам. Когда ему стали выдавать так называемый академический паек, он целиком отдавал его нам: написал доверенность Оле, и она получала паек. Нас это больше всего поддерживало. Кроме того, Володя делился с нами и своими заработками, помогал деньгами. …

Помню (это было в 1925 году), Володя забежал к нам и сообщил, что едет во Францию и если удастся, то в Америку. Он спросил, что нам привезти. Мы подумали: он едет в Америку не на прогулку, у него будет много работы, много надо увидеть. О чем же его просить? И мы сказали:

– Что хочешь, то и привези, мы ничего не просим. Потом, когда он пошел, сестра вышла на площадку и крикнула:

– Привези чулки! – и назвала размер и цвет.

В июле мы получили от него телеграмму и письмо из Мексики.

А когда Володя вернулся из Америки, оказалось, он не забыл о чулках для Оли, привез мне и маме подарки. Оля особенно радовалась кастаньетам, которые привез ей Володя из Мексики.

Василий Абгарович Катанян:

С тех пор, как младший брат самостоятельно определил свое призвание, у него со старшими сестрами никакой интеллектуальной близости не осталось. Это очень наглядно явствует из широковещательно опубликованных в первом томе огоньковского собрания сочинений писем брата. Конечно, он любил и жалел двух одиноких женщин, и тем сильнее в то же самое время они его раздражали.

Чем? Похожими чертами, карикатурно затупленными. Антиартистизмом. Полной несовместимостью вкусов.

Лили Юрьевна Брик. Из дневника:

До чего Володю раздражают родственники – его форменно трясет, когда Люда бывает у нас раз в три месяца. Я даже зашла к нему в комнату и сказала: надо хоть полчаса поговорить с Людой или хотя бы открыть дверь – она не войдет. А он: Я не ма-гу а-на ме-ня раз-дра-жа-ет!!!! и весь искривился при этом.

«Муж»

Софья Сергеевна Шамардина:

С 1927 года я в Москве. Встречаемся. Еще не знакомит с Лилей. Но, встречаясь с ним, чувствую, что он всегда с ней. Помню – очень взволнованный, нервный пришел ко мне в ЦК рабис (была я в то время членом президиума съезда). Возмущенно рассказал, что не дают Лиле работать в кино и что он не может это так оставить. … Он вынужден обратиться в ЦК рабис – «с кем тут говорить?»

Повела его к Лебедеву. Своим тоненьким, иезуитским таким голоском начал что-то крутить и наконец задал вопрос: «А вам-то что, Владимир Владимирович, до этого?»

Маяковский вспылил. Резко оборвал. Скулы заходили. Сидит такой большой, в широком пальто, с тростью – перед крошечным Лебедевым. «Лиля Юрьевна моя жена». Никогда ни раньше, ни потом не слышала, чтоб называл ее так.

И в этот раз почувствовала, какой большой любовью любит Маяковский и что нельзя было бы так любить нестоящего человека.

Виктор Борисович Шкловский:

Володя носил кольцо, подаренное Лилей, с инициалами. Он подарил Лиле кольцо-перстень и дал выгравировать буквы «Л. Ю. Б.». Буквы были расположены по радиусам, и эта монограмма читалась как слово «люблю».

Лили Юрьевна Брик:

Мы никогда не снимали подаренные друг другу еще в петербургские времена вместо обручальных кольца-печатки. На моем Володя дал выгравировать буквы Л. Ю. Б. Если читать их по кругу, получалось бесконечно – люблюлюблюлюблюлюблюлюблю…, внутри кольца написано «Володя». Для Володиного я заказала латинские буквы MW, а внутри написала «Лиля».

Когда советские люди перестали носить золотые украшения, Маяковскому стали присылать во время выступлений записки: «Тов. Маяковский! Кольцо вам не к лицу». Он отвечал, что потому и носит его не в ноздре, а на пальце, но записки учащались, и чтоб не расставаться с кольцом, пришлось надеть его на связку с ключами.