Маяковский едет по Союзу

Наконец пришла из Хосты телеграмма: «Слегка заболела приеду пятнадцатого», затем другая: «Больна малярией» и в ответ на «служебную» предложила перенести встречу на Москву.

Позже Маяковский писал:

Я не спешу / И молниями телеграмм / мне незачем / тебя / будить и беспокоить… / Как говорят инцидент исперчен…

Эти строчки из «Неоконченного» повторяются и в предсмертном письме. «Инцидент иcперчен», ― частенько говаривал он. Эту остроту он слышал от артиста Владимира Хенкина. Шутка оказалась трагедийной.

Маяковский выступил в Ливадии на открытой площадке клуба, в крестьянском санатории, размещенном в бывшем царском дворце. Площадка была поделена пополам: одна сторона для отдыхающих, другая — для обслуживающего персонала и посторонних. Владимир Владимирович был поражен, увидев крестьян, сидящих в санаторных нарядах — пижамах.

— Мне уже приходилось бывать здесь, и по этому поводу я написал стихотворение «Чудеса», которое я вам сейчас прочту;

Как днище бочки, / правильным диском / стояла / луна / над дворцом Ливадийским. / Взошла над землей / и пошла заливать ее, / и льется на море, / на мир, / на Ливадию. / В царевых дворцах — / мужики-санаторники.

Наутро мы должны были на пароходе «Ленин» отплыть в Евпаторию.

Собирая вещи, Маяковский пожал плечами:

— Странно! Почему-то в дороге, как правило, чемодан набит до отказа! Я когда-нибудь нарочно возьму пустой чемодан.

Пришлось утрамбовывать вещи, танцуя поочередно на чемодане.

Маяковский отправился на пристань один, а я остался заканчивать срочные дела, рассчитывая успеть к посадке. Но задержался и прибежал после третьего гудка. Уже поднимали трап. Мгновение. Я успел схватиться за него и, само собой разумеется, автоматически взмыл кверху. Несколько секунд я висел над морской пучиной. Мне казалось, что взоры устремлены на меня. Я подумал — Маяковский небось разглядывает меня: каков циркач. На палубе хихикали, кое-кто оценил мою ловкость, и мне даже слегка аплодировали. Владимира Владимировича на палубе не оказалось. Странно. Я отправился на поиск и, войдя в ресторан, услышал из дальнего угла знакомый голос:

— Откуда вы, «прелестное дитя»? Ведь я был на палубе до самого «отдай концы» включительно — и вас не видел.

Взволнованный, я рассказал о приключениях и шепнул: «На борт подняли „зайца“ — я не успел купить билет».

Только на днях я доказывал, что в поездках никогда не бывает все гладко. Маяковский возражал:

— А вот в Крыму все гладко.

Я тогда поправил его: «Не все, а почти все». Теперь он это признал:

— Действительно, вы правы: в поездке не бывает все гладко.

Во время завтрака команда обратилась с просьбой выступить. Маяковский охотно согласился.

— Ваше дело в шляпе! — шепнул он мне, как только моряки ушли. Конечно, это была лишь шутка, ведь Маяковский согласился выступать без учета выгод — он никогда вообще не отказывал людям, которые хотели послушать его стихи.

Когда пароход прошел Севастополь, на верхней палубе, под брезентовым навесом, собрались моряки. Проникла и часть пассажиров. Поднялся ветер. Судно покачивалось и, переваливаясь с боку на бок, скрипело. Маяковский состязался с шумом ветра и волн. Он держался одной рукой за штангу.

— Приходится а открытом море сражаться с бурей, — пошутил он.

После краткого вступительного слова зазвучали стихи. В который раз прочитано «последнее» стихотворение! Просили еще и еще — долго не отпускали.

Немного отдохнув, он усадил меня на палубе в плетеное кресло и вручил русско-французский словарь. Сам же похаживал вблизи и просил проверять.

Я спрашивал десятки слов, читая их по-русски и по-французски. Почти все слова он переводил правильно.

— Годик еще позаниматься, и буду прилично владеть. Мне это крайне необходимо. Ведь почти ежегодно бываю во Франции.

Когда пароход подходил к Евпатории и она стала видна как на ладони, Маяковский тихо проскандировал:

Очень жаль мне / тех / которые / не бывали / в Евпатории.

— Как, по-вашему, — шутя обратился он ко мне, — меня будут когда-нибудь цитировать, как «Горе от ума» или Пушкина?

— Я думаю, что будут, и даже больше, вот я, например, цитирую. Ведь они сами лезут в разговор.

— До Грибоедова мне далеко, но надежды не теряю, — посмеивался он.

Действительно, знакомые частенько впопад бросали меткие фразы — «Как собаке здрасите», «От жары балда», «Светить — и никаких гвоздей», «Дела много, только поспевать» и другие.

В одном евпаторийском санатории Маяковский попросил поднять руки тех, кто знает хоть несколько строк из современных поэтов. Взмахнули десятки рук. С мест стали кричать: «Я знаю!» Но, как выяснилось, никто не смог привести больше одной-двух строчек. Кто-то выкрикнул из Сельвинского: «Ехали казаки». А дальше? Молчание.