Читаем Маяковский. Самоубийство полностью

Маяковский. Самоубийство

Может быть, желая воспеть Дзержинского (ощущая такой социальный заказ), Маяковский, не найдя в своей душе достаточно прочной опоры для этого чувства, решил компенсировать его отсутствие повышенной «крепостью», сделанностью, виртуозностью стиха?

Такое подозрение напрашивается.

Но оно тут же опровергается строчками из стихотворения «Письмо писателя Владимира Владимировича Маяковского писателю Алексею Максимовичу Горькому»:

И Вы, в Европе, где каждый из граждансмердит покоем, жратвой, валютцей!Не чище ль наш воздух, разреженный дваждыгрозою двух революций!Бросить Республику с думами, с бунтами,лысинку южной зарей озарив, —разве не лучше, как Феликс Эдмундович,сердце отдать временам на разрыв.

Как угодно можем мы относиться сегодня к пафосу («идейному содержанию», как говорят в школе) этих стихов. Да и тогда, когда они были написаны — и напечатаны, — разные люди, надо полагать, относились к ним по-разному. Но одного у них не отнимешь — того, что никакой техникой, никакой виртуозностью стиха сымитировать, подделать нельзя: лирического волнения.

Момент лирического волнения, как мы знаем, краток. На едином дыхании лирического волнения можно написать стихотворение — да и то не слишком длинное. Но не поэму же! А четверостишие с рифмой «Делать жизнь с кого» — как раз из поэмы («Хорошо!»).

Так, может, все объясняется именно этим?

Как всякий истинный поэт Маяковский знал, что стихи «приходят». «Приходят» иногда в самый неожиданный момент:

► Вспоминается, как возвращались однажды с какого-то концерта-вечера. Ехали на извозчике. Небо было хмурое. Только изредка вдруг блеснет звезда. И вот тут же, в извозчичьей пролетке стало слагаться стихотворение: «Послушайте! Ведь, если звезды зажигают — значит — это кому-нибудь нужно?..»

Значит — это необходимо,чтоб каждый вечернад крышамизагоралась хоть одна звезда?! —

держал мою руку в своем кармане и наговаривал о звездах. Потом говорит: «Получаются стихи. Только непохоже это на меня. О звездах! Это не очень сентиментально? А все-таки напишу. А печатать, может быть, не буду».

(Софья Шамардина. «Футуристическая юность»)

Момент лирического волнения был краток, и стихотворение вышло короткое.

Но вот другое стихотворение — не длиннее этого (даже короче). И тоже — не без лирического волнения, которое, как уже было сказано, подделать нельзя:

В авто, последний франк разменяв,— В котором часу на Марсель? —Париж бежит, провожая меня,во всей невозможной красе.Подступай к глазам, разлуки жижа,сердце мне сентиментальностью расквась!Я хотел бы жить и умереть в Париже,если б не было такой земли — Москва.

Искусственные, явно «сделанные» строки, начинающие второе четверостишие («Подступай к глазам, разлуки жижа…»), наводят на мысль, что «момент лирического волнения» прошел и стихи пришлось доделывать на чистой технике, голом ремесле. Но это опровергают последние, концовочные строки («Я хотел бы жить и умереть в Париже, если б не было такой земли — Москва»), которые явно пришли раньше (как концовочные строки стихотворения, посвященного Есенину): скорее всего именно с них, с этих двух концовочных строк стихотворение и началось.

Так может быть, «момент лирического волнения» иссяк где-то в середине стихотворения и поневоле пришлось класть эту неуклюжую заплатку?

Если бы это было так, «заплатку» можно было бы сделать понезаметнее.

На скорую руку (мою — неумелую), как-нибудь, скажем, так: