Профессор.
Общество надеется развить тебя до человеческой степени.Присыпкин.
Черт с вами и с вашим обществом! Я вас не просил меня воскрешать. Заморозьте меня обратно!..Профессор.
Не понимаю, о чем ты говоришь! Наша жизнь принадлежит коллективу, и ни я, ни кто другой не могут эту жизнь…Присыпкин.
Да какая же это жизнь, когда даже карточку любимой девушки нельзя к стенке прикнопить? Все кнопки об проклятое стекло обламываются…Зоя Березкина
Присыпкин
Зоя Березкина.
Вот вторая — какого-то Муссолини: «Письма из ссылки».Присыпкин.
Зоя Березкина.
Не знаю, что это такое? Замирало, щипало… щипало, замирало…Присыпкин.
Что ж это? За что мы старались, кровь проливали, когда мне, гегемону, значит, в своем обществе в новоизученном танце и растанцеваться нельзя?..Зоя Березкина.
Я возьму тебя завтра на танец десяти тысяч рабочих и работниц, будут двигаться по площади. Это будет веселая репетиция новой системы полевых работ.Какова картинка светлого будущего! Она вам ничего не напоминает?
Не знаю, как у вас, а у меня она вызвала прямую ассоциацию с антиутопиями Оруэлла («1984») и Хаксли («Этот прекрасный новый мир»). Эти два знаменитых романа были написаны в иные, более поздние времена, и можно было бы, пожалуй, объявить Маяковского их предтечей, если бы истинным их предтечей не был Евгений Замятин, написавший свою знаменитую антиутопию не только задолго до своих английских последователей, но и за восемь лет до того, как Маяковский принялся за своего «Клопа».
Сходство картины будущего, нарисованной Маяковским, с механическим, геометрически правильным миром замятинской антиутопии бросается в глаза. И это отнюдь не только внешнее сходство.
Хотя — и внешнее тоже: