Майами

– Это я, Николь.

– Как поживаете, Николь?

– Хорошо. А вообще, плохо. Со вчерашнего дня я… меня кое-что смущает… Мы можем увидеться?

– Да, заодно я отдам вам ваши фотографии.

– Мои фотографии?

– Ну, снимки, которые вы нам принесли. Алан… я хочу сказать, доктор Гринберг объяснил мне, что в конечном счете они принадлежат вам и было бы несправедливо оставлять их у себя. Сказать по правде, буду вам очень признательна, если вы не станете их публиковать.

Теперь Николь была окончательно сбита с толку. Такой поворот разрушил ее стройную гипотезу или, по крайней мере, нанес ей сокрушительный удар.

Само по себе желание миссис Симпсон, чтобы Николь проявила деликатность в отношении скандальных снимков и воздержалась от их публикации, ничуть не удивило ее.

Но почему доктор Гринберг отказался от снимков, служивших доказательством, причем единственным, того, что Джордж Симпсон, никогда не изменявший жене, стал жертвой неизвестных злоумышленников?

Возможно, Гринберг подстраивает ей ловушку, дабы усыпить подозрения?

Или же он на самом деле желает, чтобы фотографии появились в газетах и в свете разразившегося скандала его любовь к Глории Симпсон, остававшаяся до сих пор тайной, получила огласку? В конце концов, в глазах общественного мнения оправдать действия обманутой женщины, когда доказательства измены мужа налицо, всегда намного легче, тем более что супруг изменил ей с какой-то проституткой! Да, в подобном случае Глории Симпсон и доктору Гринбергу будет куда легче начать новую жизнь.

Николь не знала, как реагировать, однако пора было прервать молчание:

– Миссис Симпсон, когда бы мы могли встретиться?

– Послушайте, в половине первого я обедаю со своей подругой в «Ля Куччина», это небольшой итальянский ресторанчик в Бэл-Харбор-Шопс. Если хотите, можно встретиться немного раньше. Скажем, в полдень.

– В полдень, прекрасно. Бэл-Харбор-Шопс…

Это был самый шикарный торговый комплекс флоридской Ривьеры – если исключить Ворт-авеню в Вест-Палм-бич. Его посещали окрестные богачи, а также большинство состоятельных постояльцев отеля «Шератон», находившегося напротив, прямо на берегу моря. Оказываясь рядом, Николь при виде снежно-белого здания на авеню Коллинз, 9700, всякий раз испытывала противоречивые ощущения – смесь восхищения и досады. На двух уровнях комплекса фантастическим образом расположились рядом самые красивые бутики в мире. Там были представлены все знаменитые марки: «Шанель», «Гермес», «Гуччи», «Версаче», «Тиффани», «Сакс. 5-я авеню», «Найман Маркус», «your name»… Для неизбалованной Николь оказаться там было все равно что ребенку попасть в огромную кондитерскую. Но покупки в этой идеальной кондитерской для нее исключались – только смотреть.

Не трогать! – чудовищный приговор для женщины, обожающей красивые вещи.

Чтобы не застрять в пробке, Николь выехала пораньше, но движение было достаточно спокойным, поэтому, когда она въехала на стоянку Бэл-Харбор-Шопс, на часах было одиннадцать двадцать пять. Следовало взять в автомате талончик на оплату стоянки. Николь всегда раздражала подобная несправедливость: с какой стати платить за право потратить здесь кучу бабок!

«Что ж, по крайней мере, можно немного поглазеть на витрины», – решила она.

В «Саксе» ее внимание привлекла белая футболка. Цена ошарашивала: триста пятьдесят долларов за обычную хлопчатобумажную футболку, правда, с лейблом «Версаче»! Конечно, воротничок и рукава имели оригинальную форму, к тому же это якобы был итальянский хлопок, но все же целых триста пятьдесят долларов – именно такую сумму она готова была выложить за костюм!

Просто невероятно!

Впрочем, столь же невероятно, как и цена костюма, вскоре привлекшего ее внимание. Увидев цену – четыре тысячи двести долларов, она попятилась.

– Вам нравится? – спросила ее продавщица.

– Да, но… пожалуй, немного дороговато.

Девушка, не скрывая ироничной улыбки, чуть снисходительно посоветовала ей отправиться за покупками в шопинг-центр для не слишком состоятельных клиентов!

Журналистка поспешила поскорее ретироваться. Однако тут же застряла возле бутика «Гуччи». Открытые туфли-лодочки на минуту заставили ее мечтательно застыть перед витриной (настоящее произведение искусства, просто музейный экспонат!). Николь даже не осмелилась зайти внутрь, чтобы полюбоваться ими вблизи: это удовольствие для мазохистов, а к этой категории она точно не принадлежала! Молодая женщина представляла, сколько может стоить эта пара, по меньшей мере три или четыре сотни долларов, а может, и дороже… Даже в период распродаж, с пятидесятипроцентной скидкой, они были недосягаемы. Николь обожала красивую обувь, но, увы, до сих пор ей приходилось довольствоваться остатками прошлых сезонов либо блеклой подделкой, купленной с уценкой в тридцать или сорок долларов: чтобы расхаживать в туфлях, которые ей действительно нравились, в ее бюджете недоставало как минимум одного нуля!