Майами, 69

Гамила опять ладонью провела по своим волосам.

— Благодарю вас, мой властелин. Я рада, что вы дали мне такую высокую оценку. И очень обрадовалась, услышав от вас, что цена мне всего-то сорок два цента.

Саркати понял, что девушка обиделась, однако темы разговора не сменил.

— Послушай, Гамила, перестань называть меня “мой властелин”. Иди немедленно к себе в комнату и смой с лица всю краску. Сними с себя эти дурацкие шаровары с жилеткой и оденься во что-то приличное.

Гамила, вместо того чтобы броситься исполнять то, что велел ей Саркати, взяла с кушетки его руку и приложила ее к своей обнаженной груди. Затем, как учила ее Мерит, наложница из Тебеса, девушка, сильно прижав влажную ладонь Саркати к себе и проведя ею по обнаженной груди и животу, завела ее под пояс, на котором едва держались ее полупрозрачные шаровары.

— Я думала, вам понравится, — тихо произнесла она.

— Это безумие! — возмутился Саркати. — Гамила, ты сама не знаешь, что творишь!

— Знаю, — стараясь сдержать охватившее ее волнение, спокойно ответила девушка. — Я точно знаю, чего хочу. — Она всем телом подалась к Саркати и едва прикоснулась губами к его губам. — Будем откровенны, мой повелитель, — продолжила Гамила. — Такое происходит у вас со мной не в первый и не в последний раз. Mashal'lah! Пусть будет, как угодно Аллаху! — Она сунула руку ему между ног и, нащупав то, чего годами мечтала хотя бы коснуться, неожиданно для себя подумала: “Народ мой будет благодарен мне за то, что я принесу его правителю наследника”. — Прошу, мой повелитель, возьмите меня! — умоляюще прошептала Гамила.

Саркати, понимая, что может произойти в следующую минуту, поднялся с кушетки. Тем временем в светильниках, висевших на двери, кончилось масло, и они, фыркнув в последний раз и взметнув яркое пламя, вдруг погасли. Комната погрузилась во тьму. Стало совсем тихо, и только барабанная дробь дождя нарушала эту напряженную тишину.

Будучи зрелым мужчиной, Саркати оказался слишком слабым, чтобы не поддаться зову плоти. Саркати стянул с бедер обнимавшей его Гамилы полупрозрачные шаровары, тесемку на которых она предусмотрительно успела развязать, и, вдыхая пряный аромат духов, исходивший от девушки, навалился на нее всем телом.

"А что в этом мире, собственно говоря, хорошо, а что плохо? Где в нем правда, а где не правда?” — только и мелькнуло в голове Саркати.

— Вы этого хотели и боялись, мой повелитель, — раздался в темноте голос Гамилы. — Поэтому вы и отослали меня в Европу?

— Да, — признался Саркати.

— Жалеете, что я приехала?

— В самый раз задавать такие вопросы! — недовольно заметил он.

— О, простите! — покорно произнесла девушка.

Она нежно водила по его лицу кончиками пальцев и думала:

"Как бы ни относился ко мне этот мужчина, я все равно люблю его и принадлежу только ему”.

Гамила была влюблена в Саркати еще с той поры, когда бегала за ним по пятам на своих маленьких детских ножках в надежде, что он обернется, улыбнется ей и погладит по голове. И вот, теперь, когда они наконец-то вместе, она никогда не покинет его. Она больше не позволит ему отсылать ее так далеко.

С каждым мгновением мысли в ее голове становились все менее последовательными, а когда ритм их соединившихся в одно целое тел стал убыстряться, Гамила окончательно отдалась власти нахлынувших на нее чувств. Она и до этой минуты не была образцом скромности и невинности — качеств, которыми гордились в цюрихской школе мисс Ульрих, куда принимали девочек только из очень благородных семей. Та девочка осталась далеко, где-то там, в ночи, за плотной пеленой дождя. Она была истинной дочерью Роксанны, танцовщицы-черкешенки, которая перед смертью сумела добиться права стать единственной любимой женой принца Саркати. Даже в эти минуты безумной страсти, шепча слова любви, к которым все реже и реже прибегали современные восточные женщины, Гамила произносила их точно так же, как и ее мать.

— Мой повелитель, прошу вас, не осторожничайте со мной. Сделайте меня матерью вашего наследника! — молила она Саркати. — Подарите мне сына и брата, мой господин!

Глава 5

После того как мистер Флетчер и одетый в ладно скроенную форму швейцар, который отказался взять чаевые за услуги, вышли из номера, Кара, бросив на кресло свой атташе-кейс, а поверх него норковую шубку, прошла на маленький балкончик. Она немного постояла там, любуясь игрой серебристых волн океана, а потом вернулась в комнату.

Все ее сомнения разом отпали — она поняла, что вляпалась в какое-то дело, и ей не терпелось узнать, в какое же именно.

Открыв сумочку, Кара достала из нее красочный проспект, присланный ей вместе с последним письмом мистера Андерсона.

Из него она узнала, что в гостинице имеются рестораны “Эмпайер”, “Бал Маек” и “Парижский”, причем каждый со своим оркестром и ночными развлекательными программами с участием довольно известных артистов.

Что “Отель Интернэшнл” в заливчике Индиан-Крик принадлежит портовый бассейн со специально оборудованными причалами, на которых могут швартоваться девяностофутовые яхты останавливающихся в гостинице постояльцев.