Майами

«Бильбоке» — это «самый-самый» ресторан в Нью-Йорке. Немногим это известно, и завсегдатаям это нравится. Есть несколько причин тому, что его знают только в узких кругах. Снаружи нет никакой вывески. Вы не можете зарезервировать места. Он поменьше, но намного ярче, чем черная дыра «Калькутты». И потом там есть такая персона, как Жак, который им управляет. Он восхитителен, хоть и француз, эксцентричный и тяжелый в обращении, если вы ему не понравились. Долгое время в «Бильбоке» подавались только холодные закуски. У них даже не было кухни. Теперь есть, и горячие блюда больше не нужно приносить из дома напротив. Публика европейская, однако не случайные посетители. Экс-королевские особы с Балкан, девушки от «Сотбис», высокопоставленные юнцы и топ-модели трутся плечами, в буквальном смысле, с артистами из Нью-Йорка и Голливуда, вроде Хоффмана и Де Вито. Столы стоят так тесно, что каждый день часы ланча напоминают чей-то прием. Если вы зайдете туда в двенадцать сорок пять и вам повезет, то вы получите место. Если нет, то будете слоняться вокруг по тротуару, пока из вас не улетучится вся гордость. Летом это почти невыносимая вещь. А зимой это возможно лишь для стоиков и отъявленных мазохистов.

Однако Джонни Россетти, как исключение, что подтверждает правило, держал перманентно зарезервированный столик на четыре персоны в «Бильбоке». Лишь только, если он не появлялся в час тридцать, места отдавались кому-нибудь еще.

Сегодня он был здесь, и сегодня он был в замешательстве. В это утро он прочел пресс-релиз про Кристу, ее агентство, Лайзу Родригес, Стива Питтса и Мери Уитни с ее рекламной кампанией, касающейся парфюмерии. Он сердито потягивал крепкое красное «Бильбоке» и замышлял месть.

Сидевшая напротив него спиной к толпе девушка могла бы привести любого другого посетителя ресторана в невероятно хорошее расположение духа. Ростом она была около шести футов и двух дюймов, черная красавица с лунными глазами, полной, дерзкой грудью и такими губами, которые, казалось, могут обещать вам только хорошее.

Мона была девушкой из «Эль» в любом смысле слова, однако она была еще и девушкой Джонни, его специальной девушкой… счастливой и довольной в исламской роли «любимой жены». Девушка, сидевшая через стол слева от Джонни, была претенденткой на ее место. Она была белой или, пожалуй, медово-коричневой в результате съемок на Сейшельских островах. Ее светлые волосы были подстрижены под мальчика-пажа, а сама она походила на мальчика из алтаря. Голубые глаза, твердый подбородок и пухлый рот были тем, что мы могли видеть из ее примечательной внешности. Однако лучшая часть была спрятана. На банкетке «Бильбоке» удобно устроился ее зад мальчика из хора, которым Джонни Россетти не мог вдоволь насытиться. Это была Сисси; Сисси и Мона одновременно и дружили и соперничали. И в этот момент обе старались вывести Россетти из его дурного расположения духа.

— Я никогда бы не подумала, что Лайза может уйти, — сказала Мона. — Я хочу сказать, что ты ведь создал эту девку.

Джонни похрустывал стеблями сельдерея, игнорируя их попытку проявить солидарность. Он махнул рукой через зал Говарду Стайну, волшебнику из ночного клуба «О Бар», в котором Джонни накачивался по вечерам коньяком.

— А Криста действительно быстро развернулась. Она никогда никому не говорила, что думает открыть агентство, — согласилась Сисси, откидывая назад голову, чтобы встретиться взглядом с югославским принцем, сидевшим в другом конце ресторана.

— Да, — промямлил Россетти без особого интереса. Модели не владели информацией. Они обычно специализировались на ничего не значащих комментариях, разновидности разговорной музыки, привычка к которой выработалась у него за много лет, и которую он даже любил.

Но не сегодня. Сегодня особый случай.

Он разглядывал девушек. Они были для него деньгами, и все-таки больше, чем это. Они были игрой, они были хитростью, они были игрушками для мальчиков. Они были красивыми пешками на шахматной доске его жизни, дорогостоящими, полезными, а иногда они превращались в королев. Криста стала королевой. Лайза тоже. И теперь обе бросили его. Он допил оставшееся вино и знаком велел принести еще. Похмелье после «Хайна» пропадало, «Абсолют» подкрепил его алкогольный кровоток. Но это не улучшило его настроения. Просто это означало, что он был зол при более ясной голове.