Маята (сборник)

– Нет-нет! Мы поедем за город, – не обращая внимания на пытавшуюся освободиться из железного захвата растерявшуюся девушку, ответил парень. Черты его лица заострились, брови сошлись к переносице, глаза сощурились.

Пассажир, довольно сопя, уселся в машину. Два раза хлопнула не желающая закрываться дверца отечественного авто. "Волга" отъехала, обдав молодых людей сизым удушливым выхлопом.

Молодой человек сразу же отпустил уже собравшуюся звать на помощь девушку. Виновато улыбнулся и сразу же стал прежним, симпатичным.

– Не люблю я "Волги", тормоза у них неважные…

Лихо подрулил новенький "Фольксваген". Таксисты встречали каждый прибывавший автобус.

– До свидания, Марина. У меня тут еще кое-какие дела… Приятно было с вами познакомиться, – молодой человек смотрел грустно.

Усаживаясь в машину, девушка не могла видеть столкновение давешней "Волги" с груженым щебнем "КамАЗом". Зато парень, махая рукой повернувшему за угол "Фольксвагену" с тоской наблюдал всю картину ДТП: и как выскочил "под красный" на перекрестке грузовик, и как неуклюжая "Волга", не слушаясь тормозов, таранила его заднее колесо, и как в мгновение ока огонь охватил изуродованное такси…

Парень резко поднял воротник пальто и, поморщившись от просыпавшегося на шею снега, быстро зашагал по заметаемому поземкой тротуару на выход из города.

"Верист… Сочинитель… Зиждитель… Казалось бы, сюжет продумываю до мельчайших подробностей, а набело никак не получается. Любовь, так обязательно несчастная; если деньги "свалились с неба", герой непременно теряет свои лучшие качества… Нарисовал чудо-девушку, едва под "Камаз" не попала. А начнешь редактировать – в остатке похмельный командировочный бухгалтер, красноносый, потный, мутноглазый. Ткнешь в сердцах "Delete", а потом страдаешь: жалко бухгалтера. Вспоминаешь, как ребенком тот мечтал обогнуть земной шарик на свернутом папой газетном кораблике. Какой же из псевдонимов подошел бы ко мне сегодня: Божий промысел, Рок, Фатум?.."

Широкоплечая ладная фигура по мере удаления от города уменьшалась и будто бы съеживалась. Плечи опустились, спина ссутулилась, походка стала усталой, шаркающей, стариковской. А вскоре его неясный силуэт совсем растворился в голубовато-серой беспредельности наступившего нового дня.

Косинус фи Рассказ

Я пророчить не берусь,

Но точно знаю, что вернусь,

Пусть даже через сто веков

В страну не дураков, а гениев…

Я вернусь.

Игорь Тальков

Двигатель кашлянул и заглох. Плотную, звенящую в ушах тишину разорвал нетрезвый голос:

– Топливо экономят летуны, ешкин корень…

В салоне чересчур весело рассмеялись и сразу смолкли. Ан-2 клюнул носом и неловко завалился на левый борт, завыл рассекаемый сорвавшимся в пике самолетом воздух, за иллюминатором полыхнуло, запахло гарью – и тут все закричали разом. Звягинцев уперся ногами в спинку переднего сиденья и притянул к себе жену. А она изо всех сил отталкивалась, выворачивала шею, стараясь заглянуть широко открытыми глазами в застывшее лицо мужа, и, перекрывая истошные вопли пассажиров и мат пилотов, по-бабьи выла на высокой ноте:

– Ки-рю-ю-ша! Ки-рю-ша!

Самолет загорелся над аэродромом города Певек – что на Таймыре – при заходе на посадку. Никто из пассажиров и экипажа не выжил. Старшая дочь Звягинцевых Галина в тот злополучный год перешла на пятый курс "Института легкой и текстильной промышленности" – "Тряпочки", как его прозывали в Ленинграде. Спустя две недели после гибели родителей, геологов по профессии, Кирюше исполнилось десять лет.

Инспектор ГОРОНО – астматического вида женщина с одутловатым усталым лицом – приехала уговаривать Галину Звягинцеву отдать брата в интернат. Галя напоила чиновницу чаем, угостила сваренным мамой вареньем из морошки, вежливо выслушала, но ответила без колебаний:

– Я брата не одам!

– Да поймите, девушка, мальчик растет, вы с ним не справитесь. Я же не приют какой-нибудь предлагаю. В интернате работают опытные воспитатели, отличные учителя – лучший педагогический коллектив района. Учебное заведение неоднократно награждалась грамотами горкома партии и ОБЛСОВПРОФа за спортивные успехи. Ну же, решайтесь!

Галина гладила по головке вертлявого как юла братишку. Второй месяц пошел, как не стало мамы с папой, а у нее до сих пор, стоит только прижать к себе худенькое тельце братика, уткнуться лицом в макушку и вдохнуть родной запах – на глаза слезы наворачиваются. Никого, кроме Кирюши, у нее не осталось. Одни они с ним – на белом свете. Ничего, убеждала себя Галина, мы справимся. Скоро пойду работать. Кирюша подрастет, и тогда…

В горле запершило, и Галина, отвернувшись от чиновницы, часто-часто заморгала, боясь расплакаться при чужом человеке. Одна слезинка все же скатилась по щеке. Звягинцева по-детски шмыгнула носом и сжала в кулачке платок. Хотела уже извиниться и бежать в ванную, но, совладав с собой, проглотила шершавый ком.

– Нет, нет и нет! Не уговаривайте. Сказала же: не отдам. Я справлюсь, я обязана справиться!