Маятник

Безусловно, весьма драматичным эпизодом суда явилось глубоко продуманное выступление князя Александра Ивановича Урусова. Гражданский истец доказывал виновность обвиняемого и был в этом бескомпромиссен. Человек большого ума, аналитического мышления, замечательный полемист, Урусов был очень сложным противником, и один стоил всей столичной прокуратуры. В принципе, логические построения Урусова показались Шумилову весьма убедительными. Урусов обратил внимание присяжных заседателей на множество подозрительных деталей и совпадений, но походили они, скорее, на нерасторопность полиции во время расследования, нежели на хорошо организованный Мироновичем саботаж.

Повторным рассмотрением «дела Мироновича» суд не нашел оснований для осуждения обвиняемого. Тот самый доказательный материал, на основании которого предыдущий суд приговорил Мироновича к каторжным работам, теперь был признан недостаточным для его обвинения. Подсудимый был освобожден из-под стражи прямо в зале суда.

Адвокаты и сам Миронович торжествовали. К ним бросились знакомые, родственники. Кто-то плакал, кто-то смеялся и протягивал к освобожденному узнику руки. Подошел к нему и Шумилов, пожал руку, кратко сказал:

— Я очень рад. Моя фамилия Шумилов, и я определенным образом был связан с вашим делом.

— Да-да, я знаю вас, — пробормотал Миронович. — Николай Платонович мне рассказывал…

Ему не позволила договорить пожилая женщина, видимо, сестра, поцеловавшая в губы.

Шумилов поспешил уйти. Посидеть вечерком у камина со вторым томом «Истории Рима» Моммзена, что может быть лучше? Только если вместо второго тома взять в руки третий.

Шагая по набережной Фонтанки, Шумилов обращался мысленно к столь неожиданно завершившемуся запутанному дело об убийстве тринадцатилетней девочки Сарры Беккер. Как ни крути, а все же не хватало в нем логического конца. Девочка убита, а убийца не наказан, если не считать сибирскую ссылку Безака, который, строго говоря, убийцей и не являлся.

В этом крылся определенный парадокс: единственным наказанным оказался человек, который не присутствовал на месте преступления и даже в глаза не видел жертву.

Жизнь, впрочем, вообще парадоксальная штука, и отнюдь не Шумилов первым это заметил.