— Учтите, что все вещи идут под грифом секретности, вы меня понимаете?
— Конечно. Поэтому мы не простое ателье, а специализированное.
— Прошу оставить выкройки на будущее. Возможно, кое-кто из военачальников захочет сделать себе заказ. И ещё: мне нужен один образец военного обмундирования. Я могу лишь нарисовать, а вот какие там допуски-припуски, к сожалению, не знаю.
— Пожалуйста, вот вам карандаш и бумага, — женщина подаёт их мне и я начинаю рисовать.
Через пару минут, Фёдор заинтересовывается моими художествами и с любопытством смотрит на эскиз будущей разгрузки.
— Настя, а что это такое?
— Федя, это называется «разгрузка». Все обоймы для автоматов, как ППШ, так и ППС или «шмайссера» могут укладываться в неё. Я рисую с учётом обоих типов оружия, плюс ко всему кармашки для трёх-четырёх «лимонок» и по бокам для индивидуальных медицинских пакетов.
— Это вы сами придумали? — любопытство заведующей ателье берёт верх над субординацией.
— Простите, но это закрытая информация.
— Извините, — щёки женщины сразу стали пунцовыми. — К какому сроку это обмундирование понадобится?
— Буду вам очень благодарна, если оно будет готово к 13–00 завтрашнего дня.
— Мы постараемся, — заведующая снимает трубку телефона. — Аня! Бери Олю и Свету и срочно ко мне.
Москва. 3 сентября 1941 года. 22 часа 00 минут.
Выхов проводил нас до самой квартиры. Несмотря на отнекивания, мы почти силком затащили его внутрь. В квартире по-домашнему пахло жареной картошкой.
И это не то, о чём вы подумали, просто я их очень люблю. Бэ!
Праздничный стол был накрыт, насколько позволяло спецснабжение. Здесь было всё: маринованные грибы, огурцы с помидорами, селёдка, сыр, колбаса, красное вино и даже бутылка шампанского и дыня!
— Видимо, Лаврентий Павлович решил поделиться содержимым своего холодильника.
— Анастасия Олеговна, я этого не слышал, но вы, в принципе правы, — ухмыльнулся Николай.
— Тогда не будем терять время. Всем мыть руки и за стол.
— Так точно, товарищ старший майор госбезопасности! — дружно козырнули оба капитана.
— И ты, Брут? — со злой усмешкой обращаюсь к мужу. Он изменяется в лице.
Похожу к нему и с чувством целую.
Дочь быстро поужинала и вместе с бабой Машей ушла в детскую. Остались лишь «три тополя на Плющихе».
— Настя, а что за одежду ты там решила размножить?
— Феденька, это называется ландшафтно-маскирующая одежда или камуфляж. Тебе ли этого не знать: у тебя, наверное, весь осназ в такой ходит.
— В такой точно нет, — муж хрустит огурцом — но я бы не отказался.
— Вот и получишь завтра на празднике. И Николай, кстати, тоже.
— Спасибо, Анастасия Олеговна…
— Коля! Хватит уже мне выкать и обращаться в кругу друзей, как к старой бабке!
— Ладно-ладно, договорились. Хочу сделать комплимент твоей жене, товарищ Асташёв. Ревновать не будешь?
— Нет.
— Так вот, Анастасия… твоя мысль, насчёт подарков высшему руководству, есть очень тонкий политический ход.
— Спасибо за поддержку, а теперь, мальчики, подскажите мне, где можно найти хорошего гитариста или баяниста?
— Ты что задумала? — Фёдор посмотрел на меня с нескрываемым любопытством.
— Хочу преподнести руководству страны пару песен из нашего мира. Сразу скажу — автор не я. И со своей стороны постараюсь, чтобы их на меня не записывали. У меня есть нормальная человеческая совесть, и так с напалмом нехорошо получилось…
— Да, напалм записали на тебя, Анастасия, — подтвердил Выхов — даже премию дадут. Знаю, что Лаврентий Павлович даже слушать никого не захотел.
— Сколько бы там не начислили, всё отдам в детский дом.
— Пять тысяч рублей?!
— Николай, да хоть миллион! Не моё это изобретение, да и детям такие деньги тоже не помешают!
— А ты, Федя, что скажешь? — Выхов явно что-то знает, но прикалывается.
— Муж и жена — одна сатана, — сказав эти слова, муж ласково целует меня в щёку.
— Ты стал верующим? — Николай удивлённо поднимает брови.
— Это старинная русская поговорка. Коля! И перестань провоцировать! А то… короче, ты один, а нас теперь двое, да ещё оба осназовца, — заступаюсь за мужа.
— Сдаюсь! — картинно поднимает он руки. — А насчёт гитариста или баяниста — так это к Стёпе.