Нет, к сожалению, и по сей день традиции одухотворять дома. Ведь и мы сами построили грандиозное пятнадцатиэтажное здание, шедевр современной архитектуры, в Иркутске, в районе старого Ангарского моста, и надеюсь, что так же — на века. Но и мы ничего не сделали, чтобы через сто лет жильцы смогли сказать спасибо нам, грешным, в дальние дали. Всё же удивительно, почему на дома не распространяются законы антиквариата. Вещь, которой лет сто, многократно возрастает в цене. Считается, что она несёт тепло, намоленность и любовь многих поколений, причём, как правило, более мудрых, чем наши суетные современники.
Но особенно дороги мне стены иркутского особняка на пешеходной улице, в котором мы открыли в 1997 году первый художественный «Вернисаж», перед этим, с благословением владыки, полностью отреставрировали его. Возможно, этот архитектурный шедевр конца XIX — начала XX века магически оживил моё задремавшее после школьных лет правое полушарие.
Но вернёмся от невинных обманов и добрых воспоминаний к предательствам и потерям.
Примерно через год-два после рождения фирмы, под влиянием нахлынувшей моды на иномарки, друзья склонили меня расстаться с «Волгой» и пересесть на джип.
Переплачивать за новую машину на заре бизнеса было не принято, и я дал деньги другу Валентину и его племяннику, собравшимся в Москву за иномарками, чтобы приобрели и мне.
Каково же было моё удивление, когда, впервые сев за руль привезённого джипа, я почувствовал, что ходовые качества моего «Мицубиси Паджеро» заметно уступают «Волге» ГАЗ-24! Кроме того, машина оказалась и слегка битая. «Друзья» объяснили, что уже после покупки в неё въехал старичок, чуть ли не на «Запорожце», и взять с него было нечего. Себе же мой друг привёз за те же деньги джип «Ниссан Патрол» безо всяких дефектов и с лёгким ходом. День и ночь занятый делами фирмы, я не особенно придал значение неудачной покупке, хотя стоила машина в ту пору тридцать тысяч долларов, а это процентов семьдесят от цены московской квартиры. Собственно, о том, что машина очень старая, сказала, как это ни странно, только моя мама. «Но что она может понимать в технике», — высокомерно подумал я и на её слова не обратил никакого внимания.
О том, что мама оказалась провидицей, я узнал года через два, когда удалось продать тихоходный джип, но в три раза дешевле, нежели была цена покупки. Вспомнилась пословица деда: «Учит не купля, учит продажа». Но и тогда я ещё думал, что мне просто не повезло с покупкой. О том, что друг и его племянник Толик, выросший при моём непосредственном участии из шофёра до серьёзного руководителя, могли нагло обмануть, не было даже и мысли.
Но время и дальнейшие события, увы, расставили всё на свои места.
Мебель от голландского доктора наук
В петровско-екатерининские времена смотрели с некоторым придыханием на европейских специалистов и наших русских, вернувшихся из-за границы, но и сейчас в массовом сознании сохраняется мнение об их некотором превосходстве. О том, что кто-то переехал жить в Америку, в Европу или даже в Бразилию или там живут дети, обычно говорится как уже о немалом жизненном достижении.
Раньше, при коммунистах, так же завидовали переезду в Москву или в Питер. А то, что и там жизнь может протекать совершенно серо и неинтересно, в отрыве от друзей, близких, а за границей и без родного языка, да ещё и без любимого дела, об этом многие предпочитают молчать. Есть и такие, для кого даже чей-то уход в монастырь — безусловное жизненное достижение, ибо за таким шагом подразумевается молитвенный подвиг. Но и это далеко не всегда так. Один из моих племянников пробыл в монастыре десять лет и вынес твёрдое мнение, что в подавляющем большинстве там обитают серьёзно раненные в миру люди. Немало и неудачников, коих гонит туда гордыня.
За многое можно критиковать современную Россию, но она всё ещё остаётся страной широчайших возможностей для бизнеса и профессионального роста. Да и скучно не бывает у нас. Видимо, поэтому для меня, пишущего, максимальный срок пребывания в отпуске за границей три-четыре недели, а без этого и две недели многовато было.
Так что я вроде бы далёк от преклонения перед эмигрантами, но к нашему иркутянину, да ещё и доктору наук, уже ряд лет живущему в Голландии, отнёсся с повышенным вниманием и доверием. Тем более что речь шла о покупке огромного количества голландской мебели на очень выгодных условиях. Вся мебель, а это серванты, книжные и платяные шкафы, была разобрана до досочек в плоской упаковке. В результате экономились даже транспортные затраты, так как в вагоне мебели было, наверно, на двести пятьдесят, а то и на все триста тысяч долларов.
Сделка обещала быть грандиозной по выгоде. Средняя стоимость европейской мебели с транспортными расходами получалась раза в два ниже нашей краснодарской.