Маятник бизнеса: между орденом и тюрьмой

…И свистнул бич, и, гоп-гоп-гоп,
Уже гремит лихой галоп.
И конь, как буря, дышит,
Вкруг дым и пламень пышет.
И справа, слева, сквозь кусты,
Гей, гоп! неуловимо
Летят луга, поля, мосты,
Гремя, несутся мимо.
«Луна ярка, не бойся тьмы,
Домчимся раньше мёртвых мы.
Дорога мне знакома,
Мы скоро будем дома».

По завершении мероприятия было море цветов, а потом мы, уставшие, но счастливые, снимали с Геной напряжение в собственном ресторане.

Так и хочется сказать, что, утонув в море цветов, назавтра я проснулся знаменитым. Но аншлаг обеспечили многочисленные приятели и приятельницы, а также сотрудники фирмы и городские ветераны. Можно, наверное, не добавлять, что подавляющее большинство билетов было распространено бесплатно. Понравилось почти всем.

Правда, спустя лет десять одна строгая (во всяком случае, по отношению ко мне) ценительница искусства поблагодарила меня «теперь уже за профессиональное» выступление; а потом напомнила: «Бедная сцена филармонии вынуждена была когда-то терпеть твою подачу Вертинского».

Скептических ухмылок в то первое выступление промелькнуло всего несколько, и относились они явно к плохому владению микрофоном. На большинство зрителей произвело впечатление, что предприниматель знает такое огромное количество душевных стихов, да ещё и ни разу не сбился за весь вечер.

До этого я выходил на сцену в начальной школе с не очень удачной песней «Юный барабанщик», но, как и её герой, тоже «допеть до конца не успел». Барабанщик сражён был пулей, а я — хлопком отборочной комиссии. Причём отбор был не в театральную студию. Потом, ближе к старшим классам, доводилось мне, правда, участвовать в школьных конкурсах чтецов. В общем, багаж невелик.

Так что выход на театральную сцену — поступок был очень смелый, а логика его была арифметической и не очень уместной в данном случае. Нравится друзьям и подругам, почему же не понравится, когда их будет целый зал? Ведь стихи точно добротные — душевная классика от Серебряного века (правда, в ту пору почему-то без А. Ахматовой) до Н. Заболоцкого, Е. Евтушенко, А. Кушнера, С. Куняева и других.

Но самый главный результат нашего «триумфа» — выступление понравилось нам самим. Хотя утром перед презентацией я почти жалел, что сам себе подарил стресс, всё-таки сцена не скамейка и не стол с друзьями. И с утра меня, как перед серьёзным институтским экзаменом, даже подташнивало слегка.

Вдохновлённые успехом, мы с Геной приняли судьбоносное решение: продолжить презентацию книги в различных коллективах — от вузов и школ до лагерей с заключёнными.

С этого смелого шага, пожалуй, и началось моё восхождение на культурный олимп, пусть и местного значения. Многочисленные музыкально-поэтические встречи распалили страсть к собственному сочинительству, крепко схватившую меня на добрый десяток лет и породившую не один сборник из более чем четырёх сотен стихотворений. В каждое стихотворение выплеснута частица моего внутреннего мира и моей эпохи.

Кстати, название сборника моих любимых стихов и поэм предложила пятилетняя в ту пору дочь. Нередко я декламировал вслух, а её живой «компьютер» возьми да и выбери из копилочки запомненных стихов, строф и отдельных строк этот, приобретший во главе книги всеобъемлющий смысл, образ Николая Заболоцкого: «На троне из туч».

Эту удивительную находку дочери, присвоившей сборнику точное философское название, я не мог не отметить посвящённым ей стихотворением. Вот отрывок из него:

…Ребёнок придумал название книги.
Я дочь в сад поэзии издавна брал.
Отбросил я поиск, как будто вериги:
«На троне из туч», — нежный голос сказал…

Каких бы высот мы, гордясь, ни достигли,

Какой ни надели б к финалу наряд,
Над бездной на троны нас всех рассадили,
С них в землю летим мы нежданно, как град.

В ту пору мы давали каждый месяц два-три концерта, а иногда четыре-пять. Обычно разбавлял насыщенные поэзией встречи замечательный гитарист Александр Сага.

К каждому выступлению Геннадий Гайда относился, как к бою на фронте русского языка и культуры. Ещё лет десять назад он был твёрдо уверен, что третья мировая война уже в самом разгаре и вершится она на главном фронте — духовном. Иногда мне приходилось смягчать его бойцовскую ярость в адрес бездействующей во всём, что касается культуры, власти и сдерживать «наезды» на равнодушие народа, к коим часто несправедливо относилась и публика, которая уже вырвалась из разрушительной рутины, придя хотя бы на встречу с нами.