Поэтому я нисколько не покривил душой, рассудив, что и министр живой человек, а возможно, и православный, когда доброжелательно выступил и смягчил обстановку, да ещё подарил ему, бедолаге, картину с видом Иркутска. О награде в тот момент я не думал, но грамота из министерства вскоре была подписана и пришла в иркутское министерство культуры. Не знаю, совпадение это или нет.
Непросто продвигалась и другая награда, «запущенная» через пару лет во властные коридоры.
К 350-летию Иркутска начальство, как принято перед большими праздниками, огляделось, кого бы наградить помимо бюджетников. За достижение в бизнесе, организуй хоть тысячи рабочих мест, в России, к сожалению, не награждают. Да и по большинству фирм, замаскированных подставными учредителями и директорами, не всегда поймёшь, кто хозяин и каковы истинные масштабы бизнеса.
Меценатскую же деятельность иногда отмечают и на самом верху. Как-то раз я был даже удостоен чести побывать в Георгиевском зале Кремля на обеде у самого президента. Правда, вдохновляющих речей или хотя бы патриотических выступлений там не было. Всё прошло серо и обыденно. Не пригласили российских меценатов после завершения обеда ни в театр, ни в концертный зал, как делалось при коммунистах, если с народом встречался генеральный секретарь. Стоило ли лететь из Сибири, чтобы просто пообедать и посидеть за одним столом, наряду с заслуженными людьми, с охранником чеченской национальности. Он, по-видимому, не случайно сидел рядом со мной, так как среди депутатов Госдумы, олигархов, нескольких королей эстрады (И. Кобзон и др.) я был чужой.
Хотя всё-таки факт внимания первого лица к меценатам налицо. Но как же сильно не совпадает моё впечатление о встрече в Кремле с впечатлением моего отца от встречи с членом Президиума ЦК КПСС Л. М. Кагановичем, приезжавшим в Иркутскую область в должности министра промышленности строительных материалов. Его выступление было настолько энергетически сильным и вдохновляющим, что, как рассказывал отец, не только труд или сбережения, жизнь хотелось не задумываясь отдать на благо родного Отечества.
Другие времена, другие нравы, а может быть, и цели.
Словом, к 350-летию города вспомнили и областные начальники, а может, Дриц напомнил, мои немалые деяния в области культуры. В результате предложили мне подготовить ворох документов на награждение. Оказалось, это очень непросто. Коль называешься бизнесменом, то показывай не только меценатские заслуги, но и результаты бизнеса. В тот момент фирма была раздроблена на ряд предприятий — для упрощённой бухгалтерской отчётности и оптимизации налогов. Чем-то помаленьку начал руководить взрослый сын, что-то с давних времён оставалось на моей маме, когда-то вложившей по моей просьбе средства от проданных «Жигулей». Часть бизнеса была отдана как бы в аренду повзрослевшим воспитанникам, выходцам из фирмы.
В общем, мою официальную часть можно было показать скромно до неудобства. Но и награждали-то вроде бы не за бизнес, а за меценатство. С другой стороны, по логике, откуда тогда немалые меценатские деньги? Не кончилось бы награждение углублением налоговой проверки, не дай Бог. Где грань между оптимизацией налогов и налоговым преступлением? Нет её. Всё в воле проверяющих и особенно заказчиков проверки.
Хотя по доходам и тратам на меценатство я легко мог оправдаться, показав выручку от проданных объектов недвижимости, соизмеримую, наверное, со стоимостью храма. Но такой графы в документах не было. А потому многочисленные балансы могли вызвать как минимум недоумение.
Может быть, именно по этой причине документы застряли у губернатора в приёмной или на столе. Прошёл и месяц, и два, и три. Неужели кто-то подверг их беспристрастному анализу? Вдруг их пристально изучают налоговики, а ещё хуже, отдел по борьбе с экономическими преступлениями? Но приближенные к трону кивали на губернатора и только на него. Его же спросить об этом и трудно, и неудобно. Дистанция слишком велика.