Маятник Фуко

— …и не перекрыли стоимости производства. Приходите, загляните к нам, посмотрите, сколько народу работает у меня в редакции. В наше время, чтобы окупить книжку, требуется продавать не менее десяти тысяч экземпляров. К счастью, многие из наших книг продаются гораздо шире, однако существуют писатели, как бы это выразиться, инакого профиля. Бальзак был великий талант и продавал свои книги как пирожки, Пруст был не менее великий талант, а печатался за собственный счет. Вы попадете в школьные хрестоматии, но не в станционные киоски. С Джойсом вышла та же самая история, он публиковался за собственный счет, как Пруст. Таких книжек, как ваша, я могу позволить себе одну-единственную за два или три года. Теперь мне потребуются новых три года… — последовала затяжная пауза. На лице Гарамона обозначилось горестное смущение.

— Как? За ваш собственный счет? Нет, нет, расход не так велик, цифру можно свести до минимума… Нет, дело в другом, в «Мануции» это не принято… Конечно, как Вы могли бы сказать, и Джойс с Прустом тоже… Понимаю, понимаю…

Еще одна выдержанная пауза.

— Хорошо, давайте действительно поговорим. Я с вами был совершенно откровенен, вы полны нетерпения, давайте попробуем то, что называется совместным предприятием, джойнт венчер, как говорят американцы… Приходите к нам завтра, и мы ориентировочно подсчитаем смету… Мое почтение и мое восхищение.

Гарамон поднял на нас глаза, как будто выходя из глубокого сна, и провел по лицу ладонью, потом вздрогнул всем телом, вспомнив о присутствии посетителя.

— Простите. Это был Писатель, настоящий Писатель, я думаю — великий. И что же? Именно поэтому… Как часто испытываешь стыд, занимаясь нашей профессией. Если бы не было так сильно призвание… Но вернемся к нашей беседе. Все уже сказано. Я отвечу вам в течение месяца. Рукопись оставьте у нас, она в надежных руках.

Коммендатор Де Губернатис вышел так и не произнеся ни слова. Он знал: он ступил одной ногою в кузню литературной славы.

39

Рыцарь Небесных Сфер, Князь Зодиака, Высочайший Герметичный Философ, Несравненный Коммендатор Светил, Великий Прелат Изиды, Князь Священного Холма, Философ Самофракийский, Титан Кавказский, Отрок Златолирный, Кавалер Истинного Феникса, Кавалер Сфинкса, Высочайший Мудрец Лабиринта, Князь Брахман, Мистический Надзиратель Святилища, Зодчий Таинственной Башни, Высочайший Князь Священной Завесы, Толмач Иероглифов, Орфический Доктор, Надзиратель Трех Очагов, Хранитель Невысказуемого Имени, Величайший Эдип Высших Секретов, Возлюбленный Пастырь в Оазисе Тайн, Доктор Священного Огня, Рыцарь Сиятельного Угольника.

Посвящения Древнего и Первобытного Мемфисско-Мисраимского Обряда

«Мануций» было издательством для ПИССов.

ПИССом именовался на техническом наречии «Мануция»… Но почему «именовался»? Именуется, существует и сейчас, все продолжается там у них как ни в чем не бывало, это просто я перевожу рассказ в недостижимо отдаленное прошлое, потому что то, что случилось позавчера вечером, прочертило как будто разлом во времени; в нефе Сен-Мартен-де-Шан прервалась связь времен. А может быть, это оттого, что позавчера я сам внезапно состарился на десятилетия? Или же страх, что Эти Самые доберутся до меня, подсказывает мне такую интонацию, как будто я пишу историю империи периода упадка, историю распростертой в ванне, со вскрытой веной, выжидающей, когда она захлебнется в моей крови…

ПИСС значит Писатель, Издающийся на Собственный Счет. «Мануции» — одна из тех фабрик славы, которые в англоязычных странах называют «vanity press.». Прекрасный товарооборот, никаких накладных расходов. Штат: Гарамон, госпожа Грация, бухгалтер в чуланчике в конце коридора с табличкой «замдиректора по хозяйственной части», пенсионер-инвалид Лучано на должности экспедитора, распоряжающийся обширным складом в полуподвальном этаже.

— Никогда я не мог уяснить, как умудряется Лучано паковать книги одной рукой, — говаривал Бельбо. — Видимо, пускает в ход зубы. Хотя, если подумать, пакует он не так уж много. В нормальных издательствах рассылают товар для реализации, у нас отправляют только посылки авторам. «Мануций» читателями не интересуется. Самое важное, считает господин Гарамон, чтобы нас любили писатели. Без читателей прожить можно.

Бельбо восхищался господином Гарамоном. Гарамон в его глазах олицетворял силу, в которой ему, Бельбо, было отказано.