Ножик насупился, видимо пытаясь сообразить, что я ему сказал и вроде бы понял; заулыбался и протараторил длинную фразу, в которой несколько раз мелькнуло знакомое имя: Шпенька. Точно! Именно эту смуглую физиономию я видел вчера, когда крысиномордый паренёк предложил Илье свои услуги. Стало быть, знакомыми мы уже обзавелись. В среде местной шпаны. Очаровательно!
Тем временем наш спаситель сделал приглашающий жест и я, только сейчас, удосужился осмотреться. Да. А ведь можно было и догадаться, что предложенный нам дом принадлежал кому-то богатому. Ту, например, каминами и креслами вовсе не пахло. Даже разделение на две комнаты — чисто условное: просто одно маленькое помещение превратили в два крохотных, повесив кусок плотной, штопаной во многих местах, ткани.
В углу «прихожей», где мы находились, лежала куча старых тряпок с жалкими остатками меха, видимо — зимняя одежда. Еще здесь стоял круглый деревянный жбан, полный мутной воды, от которой сильно несло рыбой.
Повинуясь приглашающему жесту, мы прошли за занавес и оказались в комнатушке чуть больше первой. Здесь имелись два топчана, лежащие прямо на земляном полу и обложенный камнем очаг в углу. Кажется, дым должен был выходить через закрытое сейчас окно, но видимо это не помогало, потому как потолок и стены покрывал толстый слой копоти, а в воздухе ощутимо смердело гарью.
На одном из топчанов лежал разрезанный кожаный мешок и в нём деловито копался знакомый уже крысиномордый парнишка. Увидев нас, он нахмурился и что-то каркнул, обращаясь к Ножику. Тот, нисколько не смущаясь, протарахтел длинную фразу, в которой то и дело мелькали: «дертофель солдатен». Шпенька пожал плечами и показал своему напарнику, извлечённый из мешка, звякнувший кошель. Как я понял, происходило изучение отжатого где-то имущества.
Чего я совсем не понимал, так это. Что нам делать дальше. Нас занесло в логово малолетних преступников, а даже полноценной благодарности я высказать не мог, как и просьбы отвести к нашим…Чёрт, просто отвести в тот дом, где мы сможем переночевать в тепле.
Между тем, радость от пересчёта неровных тусклых кругляков сошла на нет и подельщики принялись о чём-то спорить. При этом, тон переговоров постоянно повышался.
— О чём это они? — спросил Паша, пытаясь шептать прямо в ухо, — И что нам делать?
— Учить местный язык, — парировал я, — чтобы не задавать идиотских вопросов. Паша, блин, откуда я знаю?
Крысинолицый закрыл рот товарища ладонью, оборвав какую-то длинную фразу и повернулся к нам, указывая на свободный топчан. Предполагаю, что в тряпках, заменяющих постельное бельё, водился целый зоопарк, но не станешь же спорить с малолетним преступником, у которого из кармана торчит рукоять ножа. Да и товарищ Шпеньки тоже успел продемонстрировать своё оружие. Поэтому я послушно присел, искренне надеясь, что всё это — не прелюдия к перерезанию горла.
— Чёт мне не по себе, — пробормотал Паша, но без возражений сел рядом.
Как они умудряются спать на этом куске дерева? Дело привычки, вероятно.
Шпенька сел на второй топчан и задумался. Ножик, стоящий за его спиной, проворчал что-то про «ферштен», но крысинолицый только отмахнулся. Потом принялся показывать на пальцах. Нет, кроме шуток, он реально использовал в объяснении свои грязные пальцы!
Для начала, парень указал на окно и закрыл глаза ладонями, пробормотав нечто, наподобие: «нохте». Кажется, я понял.
— Про ночь толкует, — заметил Паша и оба преступника переглянувшись, заулыбались.
Шпенька продолжил. Ткнул в себя и показал пальцами ходьбу. Потом встал и прошёлся на цыпочках. Во блин, целое представление. Но пока понятно. Значит он куда-то, очень тихо, ходил ночью. Я кивнул. Паренёк снова сел и показал две прямые линии вдоль лица. Потом — ткнул нам пятерню. Становилось сложновато.
— Это он о чём? — Павел нахмурился.
Шпенька повторил, после чего указал на нас и поднял два пальца. Два и пять.
— Это он про наших говорит, — пояснил я Паше, — Кажется этот говнюк ночью залез в наш дом. А я дрых, без задних ног. Твою мать, так и прирезать во сне могли!
— Вроде же никого не порезали и ничего не спёрли, — проворчал товарищ, — Илья, правда, с утра какой-то задумчивый ходил. Но ничего не сказал.
Шпенька ещё раз провёл ладонями вдоль лица, показал на глаза и несколько раз настойчиво повторил: «файер». Чтобы стало окончательно ясно, повернулся и ткнул в потухший очаг.
О-ох, блин!
— Эт чё, он через камин залез? — Паша, видимо, не понял.
— Нет, это он кого-то из нашей компании ночью встретил, — очень неохотно пояснил я, — Встретил, а у того глаза в темноте светились.
— Мусдхозен волхан, — пробормотал Ножик и хихикнул.
Шпенька зашипел от злости и разразился длиннющей тирадой, где постоянно поминал «дертофель файер» и «керл». Пока хозяева выясняли отношения, я повернулся к Павлу, выглядевшему так, словно ему пытались объяснить сложную математическую формулу.
— Светились? — он недоверчиво прищурился, — Мало того, что эту ахинею несёт жулик, который шарится по чужим домам, так ещё и ты делаешь странные выводы из фразы, в которой ни бельмеса не понял.