Маятник Судьбы

Если вы хотите узнать, в чем разница между первым и вторым, приезжайте в кафедрал Анклава во второй четверг месяца (тогда сэр Томас устраивает встречи с общественностью) и начните задавать ему какие-нибудь глупые вопросы.

До нашего отправления в Аспонику еще оставалось несколько часов, и Франсуаз твердо решила провести их в бурчании.

Теперь она вышагивала по улицам церковной столицы и негодовала.

Девушка чувствовала себя так, словно ее отхлестали по лицу мокрой дохлой рыбиной. А раз уж речь зашла о ее мордашке, надо отметить, что крупный синяк под левым глазом со временем, мягко говоря, не исчез.

Несколько раз я пытался обратить на это внимание своей спутницы. Однако это оказалось столь же непростым делом, как запихнуть что-то в работающее сопло реактивного двигателя.

Франсуаз могла только говорить и полностью отключила свою способность слушать. Она кипела так, что своим жаром могла высушить все облака над нашими головами.

Поэтому я оставил свои попытки. А для того чтобы не ловить на себе недоуменные взгляды прохожих, я сделал вид, будто мы с Франсуаз вообще незнакомы.

Я как раз задавался вопросом, не вознамерилась ли моя спутница добраться до Аспоники пешком – чтобы выпустить пар, – и если да, то какого черта я тащусь следом за ней, когда она остановилась и обвиняющим тоном спросила:

– Майкл, почему нигде нет сладких шишек? – Вот, значит, что она искала.

– В столице Церкви не продают сладких шишек, – ответил я. – Это тебе не базар хобгоблинов и не троллий супермаркет.

Я мог отчетливо наблюдать, как девушка наливается злобой. Это чувство рождалось где-то возле талии и темными клубами поднималось к голове демонессы.

– Почему? – спросила она.

– Кардиналам кажется, что сладкие шишки выглядят неприлично.

Франсуаз сглотнула.

– Давно я ангелов не общипывала, – процедила она и, развернувшись на месте, направилась в оказавшуюся поблизости лавку.

Вывеска над магазинчиком гласила: «Торты. Пирожные. Кремы. Слоновий сюрприз».

Круглые столики, низкий потолок, простенькая облицовка. Посетителей было немного, но ели они так быстро и жадно, словно святой отец в исповедальне велел им чревоугодничать во имя искупления других, более тяжких грехов.

Франсуаз промаршировала прямо к витрине и, ткнув пальцем в стекло, спросила:

– С чем этот торт?

Продавщица посмотрела на синяк под глазом девушки, потом перевела взгляд на меня и снова вернулась к синяку. И хихикнула.

Она решила, что это моих рук дело. Это приподняло меня в собственных глазах.

Вторая продавщица подошла к нам и тоже уставилась на синяк Франсуаз. Она подтолкнула локтем первую пирожницу, предлагая потом посудачить вдоволь на наш счет.

– Бисквитные пышки, шоколадный крем, внутри джемовая прослойка.

Раздался звон.

Продавщица отпрянула, и стеклянная витрина обрушилась прямо на стройные ножки моей спутницы.

Не стоило ей так энергично тыкать пальцем.

Пирожница принялась задумчиво слюнить руку.

– Не знаю, захотите ли вы есть с осколками, – сказала она.

У нее явно теплилась надежда, что да.

Франсуаз отступила назад от груды стекла. Будь я пылким влюбленным или хотя бы джентльменом, я должен был бы обнять свою спутницу и заглушить ее огорчение нежными поцелуями.

Я поспешил занять столик.

К счастью, я получил хорошее воспитание.

– Видела, как он ей врезал? – спросила вторая пирожница первую – так громко, что слышно было небось по другую сторону гор Свинфнеблингов.

Могло создаться впечатление, что сцена избиения Франсуаз развернулась прямо на глазах у любопытных кондитерш. Можно было не сомневаться, что они еще долго будут рассказывать об этом случае, каждый раз добавляя все новые и новые подробности.

– А и нечего, – ответила ее товарка таким тоном, что сразу становилось ясно ее отношение к таким эффектным красавицам вообще и к Франсуаз в частности.

– Мог бы и помочь мне, – заметила Франсуаз, плюхаясь рядом со мной.

Девушка надулась, из-под ее роскошных волос стали проглядывать маленькие острые рожки.

Упрек показался мне крайне несправедливым, поскольку все, чем Франсуаз занималась в кондитерской, – это заказывала пирожное и громила витрины. Вряд ли здесь ей требовалась моя помощь.

– Зачем, ежевичка? – сказал я. – Ты и одна успела достаточно натворить.

Франсуаз посмотрела на меня исподлобья, но в этот момент пирожница принесла заказ, и ей пришлось отложить расправу надо мной.

– С вас три динара, – сообщила официантка. – Вы что-нибудь будете, сэр?

– Конечно, – ответил я. – Я буду просто сидеть.

Каламбур оказался для нее слишком тонким и застрял где-то между ушами и мозгом. Девица застыла на пару мгновений, но потом решила не насиловать свою голову и отбыла.

Пока я обменивался с ней репликами, Франсуаз озадаченно ковырялась в своей тарелке.

– Что это? – спросила она.

Следовало понимать так, что между нами наступило краткое перемирие. Теперь было крайне необходимо следить за выражением своего лица.

– Пирожное, – ответил я. – «Радость ангела». Ты же сама его заказала.

Франсуаз зашипела, как умеют только гадюки.

– Я не дура, – отрезала она.

Это заявление требовало серьезного обоснования. Однако я не стал заострять внимания на этом.