Маятник судьбы

Так, ни до чего не додумавшись, она уснула под негромкое мурлыканье Долли. И, засыпая, подумала, что история глупая и дикая, невероятная и, может, этот пришел просто поговорить… кто бы это ни был, а она сразу в морду. Вот и Мишка говорит, что она сразу в морду, и пшик баллончиком, и руки распускает, и на курсы по самозащите ходила. Привычки одинокой бабы, которая рассчитывает только на себя, потому что нет надежного мужика рядом, за чью спину можно с облегчением нырнуть в случае чего. Одинокая баба – или одинокая женщина. Вроде одно и то же, а вот и нет. Одинокая баба нормально, с кем не бывает – одинокая, но живет, крутится, не теряет надежду. А одинокая женщина – намного жальче, почти безнадега. Как-то так. Нет мужика. И не было. И нужно быть сильной, иначе не выжить. Перестань реветь, сказала она себе. Тебе повезло, радуйся… мать! Просто нужно выбрать угол отражения, ракурс, точку отсчета – у слабого они одни, у сильного – другие. Ты сильная, так тебе выпало. Сильная, умная, красивая… на том и стой. Успокоилась? Теперь спи.

Последней мыслью перед тем, как опуститься в теплый омут сна, была мысль о том, что, как ни выбирай точку отсчета, угол отражения и ракурс, расклад не переменится – он убил Ирину и теперь пришел убить ее, Лину. Оставалась слабая надежда, что, потерпев неудачу, он больше не придет, что он суеверен, как многие маньяки и убийцы, но слишком она была слабой, эта надежда, и утешения не принесла…

Глава 2 Дела травяные

Олег Монахов лежал на старом раздолбанном диване, уставившись в потолок. Старался не шевелиться, нащупав точку лежания, при которой пружины не впивались в бока. Он называл эту точку «секс-точкой» – секс-точка раздолбанного дивана. Размышлял. Шаркая тапочками с кроличьими мордами, расхаживала Анжелика в обвисшем халате, что-то переставляла, приносила и уносила; шмыгали туда-сюда детишки, и на экране телевизора рыдала брошенная бывшая возлюбленная, а Монахов был безмятежен и глубоко погружен в собственные мысли. Думал он о нескольких вещах сразу. В основном – о народном предприятии «Зеленый лист», которое уже на финишной прямой; прикидывал, хватит ли денег на рекламу, о том, что нужно еще раз позвонить насчет тары, которую производит по эскизам собственного дизайнера и поставляет некая китайская фирма. Молодцы китайцы, думал уже в который раз Монах. Нет для них ничего невозможного, только плати.

Взгляд его рассеянно следил за передвижениями Анжелики и детишек. Анжелика была женой его школьного друга Жорика Шумейко, и дети были тоже его. Олег Монахов временно проживал у Жорика, вернувшись из странствий, вернее, побродяжничав вдоволь, так как свою квартиру он оставил бывшей жене. Он было сунулся к ней, она страшно обрадовалась, и он бы остался, но увы! Она успела выйти замуж, и новый муж смотрел волком – ревновал. Пришлось отправиться к Жорику. Жорик и Анжелика – это семья, всегда примут. Классные ребята.

Младшенький, крестник Олежка, пацанчик двух лет с хвостиком, взобрался на диван, уселся на необъятный живот Монаха и, радостно вопя, запрыгал.

–Олежка, сынок, не мешай дяде Олегу, – сказала Анжелика приличия ради.

–Пусть, не мешает, – ответил Монах, рассматривая радостное личико крестника, думая, что тому для счастья нужно совсем ничего – прыгает и счастлив, а вырастет… и вообще неизвестно, что из него получится. Лидер однозначно – уже сейчас чувствуется характер, и хитрован еще тот, даром что мал – не в Жорика. В Анжелику? Монах скользнул взглядом по отсутствующему лицу Анжелики, по нечесаной ее голове… вряд ли, в Анжелике смысла еще меньше, чем в Жорике. А в крестнике уже сейчас чувствуется личность, добивается чего надо, берет горлом, чуть что – лезет в драку с сестрами, а те сразу в рев и бегут жаловаться, что одна – восьмилетняя барышня, что другая – четырехлетняя. И радоваться умеет, а это большое искусство – уметь радоваться, не всякому дано. И не ревет по любому поводу. С размаху влетает в стенку, бьет головой в шкаф, падает – все на бегу, даже не почешется. И не злопамятный. Мужик. Похоже, подрастает смена, генеральный директор «Зеленого листа». «Зеленый лист» – головная боль, выстраданный, просчитанный, зачатый в муках и, если честно, надоевший до чертиков, и только врожденная порядочность и беспомощный Жорик, хороший человек и друг детства, удерживают Монаха от того, чтобы сбежать куда глаза глядят.