Маятник жизни моей… 1930–1954

Ее небольшая комната на Остоженке часто бывала приютом для Варвары Григорьевны. Однако с годами им было все труднее общаться друг с другом. Варвара Григорьевна, натура поэтическая и внутренне очень свободная, с трудом воспринимала тот жесткий религиозный регламент, которому была подчинена жизнь Анны Васильевны.

Когда вернувшейся из лагеря Евгении Бируковой негде было жить, ее приняла к себе Анна Васильевна, но было это уже после смерти Варвары Григорьевны, в 1954 году. Анна ввела Бирукову в русло церковной жизни и стала ее духовной матерью. Они были вместе до последнего часа.

Так как семья Шиков после ссылки[10] Михаила Владимировича лишилась права жить в Москве, выбор пал на Малоярославец, находящийся за 101-м километром. В семье родился уже пятый ребенок, Николай, семья была большая, нужен был свой дом. Чудом им удалось его купить, он стоил 3 тысячи – по тем временам дешево: семья, срочно продававшая его, уезжала в ссылку к отцу.

Шики-Шаховские поселились в Малоярославце в начале 1930-х годов, сюда же довольно часто стала приезжать Варвара Григорьевна, которая учила детей, проводила вместе с ними лето. Отец Михаил сделал в доме маленький домовый храм, где тайно служил. К нему стали приезжать из Москвы его духовные дети, среди которых были Т. В. Розанова – дочь В. В. Розанова, Е. В. Менжинская (дочь бывшего наркома НКВД). Духовной дочерью о. Михаила была пианистка М. В. Юдина. Приходили к нему и некоторые из местных жителей.

25 февраля 1937 года Михаил Шик был арестован и посажен в Бутырскую тюрьму.

Отца Михаила обвинили в том, что он “являлся активным участником контрреволюционной организации церковников-нелегалов, принимал активное участие в нелегальном совещании в феврале 1937 года, в г. Малоярославец им была организована тайная домовая церковь, куда периодически съезжались единомышленники по организации”. 26 сентября 1937 года его приговорили к высшей мере наказания, а расстреляли на следующий день под Москвой на Бутовском полигоне.

Варвара Григорьевна, разумеется, не могла в те дни комментировать эти события и потому не написала об аресте, хотя, конечно, ей все было известно, но спустя несколько месяцев, 20 июля 1937 года с горечью заметила: “Загнанная глубоко, бесправная, неожиданная, грызет душу тоска о судьбе одного человека…”

Ее политические записи конца 1930-х годов производят двоякое впечатление. С одной стороны, она воспроизводит поток того, что говорят вокруг нее про врагов, “пауков в банке”, возмущается, опираясь на газетные отчеты, постыдным поведением на процессе обвиняемых и при этом все время делится с собой сомнениями, которые, если додумать до конца, опровергают всю ее политическую лояльность. Разумеется, ей не по силам было осознать весь морок происходящего, но она остро реагировала на все то, что касалось ее близких.

Незадолго до гибели Михаила Владимировича она записала пронзительные слова об этом времени: “Ангел с мечом огненным, попаляющим все на пути своего полета, пролетает иногда над целой страной, иногда над одним городом, и всегда на земле над какой-нибудь группой лиц – над шахтой, над войском, над семьей и над отдельными, одиноко гибнущими людьми. Оттого молятся в ектенье «о еже избавитися нам от глада, мора, труса, огня, меча, нашествия иноплеменных» и «от болезни, печали, клеветы людской»…

Ангел с огненным мечом пролетает над дорогим мне домом….

И хоть верю, что он может погубить только внешнее благосостояние, только здоровье, только жизнь, не душу – шелест его крыльев пугает и томит сердце…”

С того момента Варвара Григорьевна еще больше сближается с Натальей Дмитриевной. Ее терпением, самопожертвованием и выдержкой она не перестает восхищаться. Всего через год будет арестован и расстрелян отец Натальи Дмитриевны Дмитрий Иванович Шаховской, давно отошедший от политики, занимающийся историей литературы. На плечи Натальи Шаховской легли заботы о родителях Михаила Владимировича, об одинокой матери и старых тетках. Это при том, что приступы туберкулеза, которые мучили ее с юности, стали постоянно возобновляться. Наталья Дмитриевна верила, что муж вернется, но боялась, что не доживет до встречи с ним.

Но самое мучительное время наступило во время войны. Голод, смерти, бомбежки – всем этим полны страницы тетрадей Варвары Григорьевны, но и восхищением невероятной стойкостью Натальи Дмитриевны, защищавшей всех, кого она прятала под своим кровом. Однако силы ее были на исходе. В июне 1942 года Шаховскую удалось устроить в туберкулезную больницу в Москве, но было уже поздно, она надорвалась окончательно.

До последней минуты в больнице с ней была Варвара Григорьевна. В конце жизни все, что их когда-то разделяло, было преодолено.

Наталья Дмитриевна умерла 20 июля 1942 года в Москве, в Туберкулезном институте. Похоронена на Ваганьковском кладбище.