— Нет, я не религиозна. А ты? — зачем я это спрашиваю, ведь и так понятно, что с этим человеком не удастся интересно поговорить.
Интенсивный опыт общения с людьми за последний год привел к тому, что мне зачастую достаточно одной-двух фраз, чтобы понять, насколько может быть интересен тот человек, с которым я общаюсь. …Или это опять моя самоуверенность?
— Я мусульманин. (
— Ух ты, здорово! Это мне нравится.
— Шафи может тебя отвезти туда, когда захочешь.
— В этом я не сомневаюсь…, - ага, понятно, это была реклама:)
— А вот и мой друг-японец!
Я и не заметила, как к нашему причалу из темноты подплыла лодка. Через несколько секунд из нее вылез молодой улыбающийся японец — ну значит будет возможность немного попрактиковаться в японском, который пока что существовал для меня только на страницах самоучителя.
— Конбанва! — тут же выпалила я.
— О! — японец издал радостный вопль, рассмеялся, — Конбанва!
— Икага дэс ка?
— Гэнки дэс. Аната ва?
Я неопределенно пожала плечами. Протягивает руку:
— Боку ва Хиро дэс.
Из беглого японского мне удается опознавать лишь некоторые слова и фразы, но этого достаточно для того, чтобы понимать, о чем говорит Хиро. Отвечаю, конечно, довольно примитивными фразами, но это не мешает испытывать гордость за свою эрудицию и боковым зрением разглядывать его складное тельце, мысленно раздевать, и я буду не я, если он этого не чувствует!
Ален с явным восхищением следит за нашей короткой беседой, слепленной из самых простых фраз, типа «Откуда ты?», «Сколько тебе лет?», «С кем ты путешествуешь?», «Нравится ли тебе Индия?», но для человека, который вообще не знает японского, это однозначно выглядит внушительно. Я давно обнаружила простой прием, позволяющий сорвать с человека налет значимости и обнаружить в нем банального искателя авторитетов и впечатлений. Стоит только произнести несколько фраз на разных иностранных языках, желательно редких, как в глазах собеседника обычно начинает светиться интерес и даже уважение. Мне такие люди сразу становятся неинтересны, чаще всего они оказываются беспомощны и инфантильны. Меня можно упрекнуть в скороспелости выводов, конечно, но это не вывод, а лишь сигнал, своеобразная лакмусовая бумажка, ну и говоря откровенно — будет ли кто-то искать интересного собеседника в том, у кого глаза загораются при виде позолоченного ситечка? Наверное, нет.
Холодно… холодно, холодно, холодно. Все не то, все не так. Не того я хотела, не к тому ехала. Поперлась в Кашмир… дура… красиво тут… да, красиво, только красота эта с душком, да и не затем бросала я свою работу, чтобы качаться тут на посудине посреди разноцветной лужи, заноза продолжает колоть во всех местах сразу.
Шафи зовет ужинать, и я, не успев проявить себя как полный профан в японском, ухожу, виляя хвостом, убежденная в том, что меня неравнодушно провожают глазами… На большом деревянном столе стоят начищенные до блеска кастрюльки с едой. И все такое вкусное… просто деликатесы для вегетарианца. Шафи периодически заглядывает, проверяет, не закончила ли я еду. (
— Это же манная каша!
— Да, мэм, это манная каша, национальный кашмирский десерт.
— В России такой десерт дают детям каждое утро, — не хочется его расстраивать, поэтому решаю не говорить, как русские дети относятся к этому десерту.
— Превосходно! Этот десерт напомнит Вам о родине!
Манную кашу есть совершенно не хочется, обижать гостеприимного Шафи тоже, на некоторое время зависаю в замешательстве, и все же решаю сказать все так, как есть.
— Шафи, не хочется тебя, конечно, расстраивать, но этот десерт не для меня. Я так часто ела его в детстве, что он мне успел порядком надоесть.
— Мне очень жаль, мэм, если бы я знал раньше…
— Не извиняйся, откуда ты мог знать, что мне это не нравится?
— Что я могу для Вас сделать?
(