Майя и другие

Я отдернулась от места совершаемого преступления, торопливо вставая с четверенек, делая вид, что ничего не происходит, отряхивая коленки и придавая лицу отстраненное выражение: я? я ничего, я просто склонилась надпись прочитать, плохо вижу. Но рядом никого не было, и на аллеях никого не было видно, а насмешливый женский хохот, звонкий, издевательский, висел в теплом воздухе зонтиком, куполом, полусферой летнего неба. А-ха-ха-ха-ха! – надо мной, и над моими планами обобрать павлина, и над моими скопидомскими расчетами – копеечка к копеечке, все в кубышку; и над моими планами цвести, и над моими планами жить – сам по себе висел этот смех, как будто мироздание внезапно обратило на меня внимание: ага, это ты подсматриваешь за чужими жизнями, мелкая мошка? Да ты сама как на ладони! А-ха-ха-ха-ха!..

Это был какой-то момент истины, непонятно какой, но истины: когда над вами смеются, а кто – не видать, открываются какие-то внутренние горизонты, раздвигаются стены, загорается свет, расстилается простор. Я стояла, вросши ногами в плотную песчаную дорожку, объятая смутным экзистенциальным стыдом. Вот так будет на Страшном суде. А-ха-ха-ха-ха!.. – женщина, она же Бог, начала свои разоблачения по третьему кругу, и я ее увидела: светлая, с серыми крыльями, с тонкими длинными ногами, она разинула клюв и, запрокинув голову, хохотала в своем вольере: чайка-хохотунья, она же степная чайка, Larus cachinnans. Пошла к черту, дура. Напугала только.

* * * * *

“Пришлите судно и клизму”. Я отнесла телеграмму – никого – бланк в ящик – вернуться на почту. “Не надо судна и клизмы”. Так надо или уже не надо? Что у них там случилось? Я спросила у начальницы – она никогда не спала, сидела и смотрела воспаленными красными глазами на неуправляемый мир, – так мне относить эти вот телеграммы или нет? Одна ведь отменяет другую. И дома у них никого. Может, они катаются по Неве на кораблике? Может, ну их? “Неси! Инструкция говорит: неси! Мало ли что. С нас спросят!”

Я отнесла раз и два; и третий раз я отнесла загадочным держателям кружки Эсмарха взаимоисключающие просьбы. Я ходила взад-вперед до позднего вечера, но квартира молчала, никто мне не открыл, никто не перезвонил на почту, и назавтра никого не было, и послезавтра тоже. А потом мне все это надоело. И я уволилась.

Инвалид посмотрел мне вслед с осуждением: так он и знал, из меня не вышло солдата Почтовой Службы. Начальница уже с тревогой думала о следующем работнике – он только что вышел из тюрьмы, был белый как утопленник, и его водила за руку молодая красивая жена с огромным дутым золотым браслетом. “Как ты думаешь, ему доверять можно?” – спросила она меня, но не стала ждать ответа, ведь она разговаривала сама с собой.

Я уволилась, заработав целые тридцать пять рублей, прямо как стипендия отличника; наелась черносмородинного мороженого с сиропом и уехала на дачу: июль обещал быть таким же чудным, каким был июнь. Чудным он и был. Только мне долго потом казалось, что мир как-то неуловимо изменился. Как будто шумы какие-то умолкли. Или я оглохла, что ли.

Данил Гурьянов Диктатор и сумасшедшая

Знаменитая актриса N посмотрела по НТВ репортаж о Софии Ротару и решила ехать в Ялту, устраиваться к знаменитой певице домработницей. Взяв паспорт, взяв деньги из тайника, она успешно улизнула из квартиры. Как в молодости, она стремительно выбежала к дороге – вскинув руку, встряхивая волосами, улыбаясь, оглядываясь. Огненная комета ворвалась в ваш мир, люди! Дребезжащая грязная развалюха мгновенно подъехала к ней. Водитель-мигрант, неразговорчивый и с трудом понимавший ее речь, отвез пассажирку на Казанский вокзал.

Актриса побежала искать кассы. Она не знала, когда отходит поезд в Ялту, и боялась опоздать. Но внезапно ее пронзила мысль, что Украина теперь заграница! Актриса стала обращаться к окружающим: “Вы не знаете, чтобы уехать на Украину, нужен загранпаспорт или нет?!”

Люди реагировали недружелюбно, старались не смотреть на актрису и ускоряли шаг, как будто она источник опасности.

Актриса кинулась к сидевшей поблизости женщине с книгой. Женщина вздрогнула, оторвалась от чтения и, внимательно посмотрев на актрису, осторожно сообщила, что если нет загранпаспорта, то печать на таможне поставят во внутренний паспорт. Но (добавила) не все любят пачкать внутренний паспорт печатями. “Действительно, действительно! – согласилась актриса. – Что же делать?!” Она оглянулась, закусив губу. Снова посмотрела на женщину. “Вы меня узнали?!” Актриса представилась и перечислила легендарные фильмы, в которых снималась лет тридцать назад. Всегда в главных ролях. Женщина с книгой неотрывно смотрела на актрису, будто наблюдала стыковку двух космических кораблей. “Я еду к Софии Ротару. Я буду у нее домработницей. Что же делать?! – N, мучительно размышляя, оглянулась. – Нужно делать паспорт. Какие там документы нужны, вы не знаете?!”