Майя Плисецкая. Богиня русского балета

Майя Михайловна рассказывала, что эту сцену для фильма пришлось снимать пятнадцать раз. И ее опять поразило отношение к профессии ее старшей коллеги, Галины Улановой. «От удара моей руки у Галины Сергеевны уже был синяк, но она все терпела и продолжала съемки. И так же, как всегда, передо мной была живая, бесконечно печальная и трогательная Мария. И хотя это абсолютно противоречило моим актерским, исполнительским задачам, мне всегда – и на сцене, и во время съемок бесчисленных дублей – было невероятно жаль убивать эту Марию: так верилось в подлинность улановской героини…»

Восьмого апреля 1948 года в Большом театре шел одноактный балет «Шопениана». Майя Плисецкая танцевала в нем одну из главных партий. Ничто не предвещало беды. И вдруг в заключительной коде, на повороте, когда солисты следовали друг за другом в сисонах (вид прыжка, разнообразного по форме и часто применяемого), на нее наскочила со всей своей силы мощная прима Марина Семенова. Удар оказался настолько неожиданным, что Плисецкая упала. Правую ногу пронзила такая резкая боль, что балерина не смогла подняться. Остальные продолжали танцевать, обходя ее стороной. Нестерпимая боль в голеностопе правой ноги не проходила, а нога неправдоподобно распухала на глазах. Хорошо, что до закрытия занавеса оставалось совсем мало времени, но минуты эти тянулись целую вечность…

«Слава Голубин и Руденко, скрестив четыре кисти в подобие кресла, несут меня в артистическую. На голеностоп страшно смотреть. Он весь синий, вздутый. Не разрыв ли связок? Доктора в театре нет. Надо добираться в свой Щепкинский, благо близко. Меня приносят домой. Корчусь от боли.

Всю сценическую жизнь травмы не обходили меня стороною. Я рвала икру, защемляла спинной нерв, вывихивала сустав голеностопа, ломала пальцы, разбивала стопы. Каждая из этих травм отодвигала от меня премьеры, отменяла съемки, срывала гастроли. Каждая была трагедией» («Я, Майя Плисецкая»).

Еще в училище у юной Плисецкой начало болеть колено. Врачи поставили диагноз: болезнь Гофа, или «собственная связка наколенника», и вынесли приговор: о балете следует забыть! Как позднее считала балерина, диагноз оказался неверным.

Вылечил Плисецкую… массажист – Никита Григорьевич Шум, пользовавший спортсменов. Он колдовал над Майиным коленом пару недель: разминал, вытягивал, согревал парафином, накладывал компрессы… Только после этого разрешил заниматься в классе. Колено стало здоровым!

От денег, собранных родственниками юной пациентки, Никита Григорьевич в тот раз благородно отказался. Даже не глянул, сколько Майя ему принесла: «Тебе они сгодятся самой. А мне подбрасывают футболисты. На жизнь и курево хватает».

Правда, стоит признать, что колено, видимо, не навсегда вылеченное целителем, продолжало беспокоить балерину и дальше. На протяжении танцевальной карьеры ей не раз приходилось прибегать к новокаиновым блокадам перед выходом на сцену. А уже в очень солидном возрасте Плисецкая упала и повредила связки именно на этом больном колене, которое теперь предстояло еще и оперировать…

Что касается Никиты Григорьевича, то к этому замечательному народному лекарю не раз обращались и другие артисты балета. Ведь травмы преследуют представителей их профессии всю жизнь. Но если для обычных людей это физическая боль, возможно инвалидность, то для танцовщиков – еще и моральный удар, опасность потерять профессию и любимое дело. Артисты балета добились, чтобы Шума взяли массажистом в Большой театр. Многих из танцовщиков он спасал после травм, ставил на ноги. Вот и после травмы Плисецкой во время «Шопенианы» надежда у балерины была только на Никиту Григорьевича.

Майя Плисецкая в роли Заремы в балете «Бахчисарайский фонтан». 1958 г.

«Вначале было слово, так считается. А я думаю, что вначале был жест, потому что жест понимают все, а слово не все».

(Майя Плисецкая)

«Шум был в отъезде. Какая-то футбольная команда со всесильным партийным покровителем, уговорив дирекцию, увезла массажиста с собой в важное турне. Кубок Союза или что-то в этом роде. Куда обратиться? Кроме Шума, я не верила никому. Так и отлеживалась, пытая посетителей своих вопросами, не вернулся ли Никита Григорьевич?..» («Я, Майя Плисецкая»).

В 1954 году после внезапной кончины Никиты Григорьевича горевали все артисты Большого театра. Море цветов на панихиде… Огромный венок положила на его гроб Галина Уланова, которой он тоже не раз помогал.

В мае 1948 года руководство Большим театром перешло к новому директору – Александру Васильевичу Солодовникову. О нем Плисецкая написала немало неприязненных слов в своей книге, считая этого чиновника источником всех своих бед в театре.