Майя (СИ)

Майе подумалось: «Вот ведь, война-лиходейка, бессердечно украв у детей детство, заставила их так быстро повзрослеть, маленькая Лея рассуждала, как много повидавшая на своём веку старуха; как не оставив выбора, доведённым до полного отчаяния малышам, позволила стать участниками всей этой гнусности, случившейся сегодня.» Они не спали, волнуясь за Дусю, но вскоре, Милю, утомлённого пережитым, сморил сон прямо посредине недосказанного предложения, а за ним и Лея, положив голову на скрещённые руки, мирно засопела, сидя за столом.

Развешивая на крыльце, нанизанные на нитку грибные гирлянды, Майе вспомнила, как перед самой войной, развешивала подобные вместе с ребятами на даче у Виктора. Перед глазами всплыла картина застолья, смеющиеся лица мамы, папы и бабушки, сплетенные под столом руки с любимым. От нахлынувшей волны щемящей грусти по родным и Илюше, на глаза вновь навернулись жгучие слезы.

От лесничества до железнодорожной станции было километров двадцать. Совсем стемнело, когда подъехав поближе, Евдокия заметила контуры привокзальных строений. Услышав немецкую речь, она слезла с повозки, отвязала от неё своего Сивого и со всей силы огрела кнутом запряженную лошадь, от удара она так взбеленилась, что во всю прыть поскакала вперёд. Приняв мчащуюся на них повозку за партизанский налёт, фашисты открыли по ней пулемётный огонь. Успокоенная неожиданной развязкой случившегося, Дуся, верхом на Сивом, растворилась в лесу.

Работы в хозяйстве было невпроворот: то спустить в подвал выкопанный и высушенный, чтобы не сгнил, картофель, то посеять на небольшом наделе озимые, то успеть до дождей перевезти припрятанный в лесу стожок сена. Измотанное, от бесконечных поборов, село голодало. Отдалённость же лесничества имела свои преимущества, так как в летний период, в лесу можно было спрятать корову, без которой прожить в такой голодный период с детьми не представлялось возможным.