Самым главным среди небесных божеств был Ицамна, морщинистый старик с крючковатым носом и беззубым ртом (см. рисунок). Ранние колониальные хроники повествуют о том, что Ицамна — творец мира и основатель жречества; а в древних письменных источниках указывается, что этот бог изобрел письменность и покровительствовал обучению. Его женой считалась Иш-Чель — богиня луны, врачевания и деторождения. Иш-Чель поклонялись исключительно женщины; испанские хронисты сообщают, что наблюдали ее культ на острове Косумель и на Исла-Мухерес (острове Женщин). Собственно, название последнему конкистадоры дали, обнаружив там многочисленные статуи женщин, которые ясно свидетельствовали о царившем на острове культе прекрасной половины человечества.
«Бог К» (по классификации Шеллхаза), известный в эпоху Конкисты как Болон-Ткацаб, а в классическую эпоху как К’авиль, покровительствовал царям майя и считался богом войны. Чаще всего К’авиль изображался в виде фигурки, которую держали в своих руках правители. Альфред Модели назвал это «куколкой на трости». Именно с такой «тростью» (а точнее, со скипетром) предстает перед нами юный Кан-Балам на фронтальных рисунках Храма надписей в Паленке. Передача или принятие скипетра символизировали переход верховной власти к царю-преемнику.
Особое место в пантеоне майя занимали бог ветра и планеты Венеры Кукулькан и бог кукурузы. В письменных источниках ученые идентифицировали десятки других богов и божков, которые покровительствовали вполне определенным аспектам жизни: торговле, охоте, рыболовству, пению, танцам и даже разведению пчел.
Многослойная Вселенная майя с ее внушительным количеством богов кажется запутанной и сложной для понимания. Но сами майя, особенно посвященные в эзотерические знания, прекрасно разбирались в многообразии пантеона. Божественное сообщество было таким же многочисленным и разнообразным, как и природные феномены и проявления человеческого разума. Солнечные восходы и закаты, движение солнца, луны и планет по небосводу воспринимались как результат воздействия богов, управляющих всем мирозданием. Движение небесных светил отражало движение времени и, в конечном счете, бесконечный ход космических циклов, жизни и смерти нового рождения. Величие времени осознавалось как величие божественного провидения, поэтому майяские астрономы и математики так трепетно относились к величайшему своему творению — календарю.
Все народы во все времена всматривались в небеса, затаив дыхание. Кроме влюбленных и звездочетов, с большим интересом смотрели на небо земледельцы, заинтересованные во всходах посевов и обильных урожаях. Тот факт, что на календарь сельхозработ по всему миру влияли одни и те же звезды и планеты, вовсе не говорит о трансокеанском контакте цивилизаций, как пытаются нас уверить некоторые энтузиасты. Скорее, это указывает на всеобщий прагматизм, трудолюбие, наблюдательность всех народов, проживавших по обе стороны океана. Все они с восхищением взирали на звезды, но майя — с особым, сакральным благоговением.
Изображения астрономических обсерваторий в «Кодексе Нутталь» и «Кодексе Селден»
Астрономы майя наблюдали за светилами невооруженным глазом: у них не было ни телескопов, ни сложных измерительных приборов, ни часов. У нас есть иллюстрации работы древних астрономов Месоамерики. В миштекском «Кодексе Нутталь» имеется изображение человека, находящегося в обсерватории и вглядывающегося в сторону горизонта сквозь скрещенные брусочки одинаковой длины — очевидно, какой-то простейший астрономический прибор наподобие квадранта. Подобное изображение присутствует еще в одном сохранившемся кодексе миштеков. Правда, здесь через перекрестие квадранта глаз древнего астронома смотрит прямо на нас.
Современные астрономы уверены, что древние майя вели наблюдения за горизонтом, а точнее, за светилами, готовыми горизонта коснуться. Фиксируя тот промежуток времени, когда определенное светило касается горизонта в той же самой точке, древние астрономы вычисляли синодический цикл этого светила. Этой задаче помогали и топографические особенности горизонта. В Йашчилане, например, астрономические наблюдения облегчала гряда холмов на горизонте, прекрасно просматривающаяся с местной возвышенности в центре города. Более того, сам город спроектирован так, что многие здания находились на линиях, проведенных от места наблюдения до точек восхода и захода солнца в день зимнего и летнего солнцестояния. А с одного здания — сооружения № 41 — видно, что восход солнца в день летнего солнцестояния происходит точно между самыми высокими холмами-близнецами, расположенными неподалеку.