Майк Науменко. Бегство из зоопарка

«Песни из альбома я уже слышала, — рассказывала Наташа. — В каком-то журнале Майк нашел небольшую картинку, на которой были нарисованы две дамы. И он говорит: «Мне нужна вот такая барышня, и чтобы я на нее смотрел». И я по памяти все ему нарисовала. Притом, что я — не художник и нигде этому не училась. Откуда он узнал, что я люблю живопись, даже не знаю... Наверное, видел, как я «битлов» рисовала».

Как только альбом «Сладкая N и другие» получил каноническое оформление, события вокруг Майка завертелись с неожиданной быстротой. Теперь у него был музыкальный продукт, который можно было показывать не только друзьям, но и организаторам всевозможных концертов.

Дело в том, что после выступления «Аквариума» на рок-фестивале в Тбилиси в марте 1980 года у Гребенщикова появилось изрядное количество новых приятелей. Одним из них оказался влиятельный музыкальный критик Артемий Троицкий, который писал многочисленные статьи — как в официальную прессу, так и в машинописный рок-самиздат.

Вскоре лидер «Аквариума» начал ездить с концертами в Москву и как-то раз показал Троицкому кассету с «Дрянью» и «Пригородным блюзом». Как гласит история, Артемий Кивович явно впечатлился услышанным.

«Мне эти записи страшно понравились, — резюмировал Троицкий. — И, хотя я в то время был увлечен Гребенщиковым, они мне понравились больше. О чем я прямодушно сказал Борису, чем, по-моему, его слегка смутил. Гребенщиков туманно говорил, что это его приятель из Ленинграда, песенки пописывает. Фамилию его он не называл, сказал только, что его кличка — Майк. Мне же настолько полюбились эти песни, что я просто Борю замучил, чтобы он меня с Майком познакомил, приехал с ним в Москву и так далее».

Вскоре Артем пригласил Гребенщикова на акустический фестиваль, который делал его приятель Костя Моисеев где-то в Северном Чертаново — «мутном местечке без опознавательных знаков, среди каких-то гаражей и новостроек». Из Останкино удалось подогнать чешскую передвижную тон-студию радиостанции «Юность», которая зафиксировала это событие на профессиональной аппаратуре.

Состав музыкантов, который должен был выступить 25 октября 1980 года, обещал море удовольствия: Андрей Макаревич, Константин Никольский, «Последний шанс», «Аквариум», а также бородатый литовский бард Виргис Стакенас, невозмутимо певший песни на родном языке.

Группу Гребенщикова, которую на рок-фестивале в Тбилиси снимало финское телевидение, в Москве уже немного знали, но — преимущественно на уровне слухов. Ни «Синего альбома», ни «Треугольника» еще не существовало в природе, поэтому андеграундная молва воспевала их подвиги на уровне стихийной мифологии.

Любопытно, что в Питере «Аквариум» в те годы воспринимали как «ансамбль, сыгравший несколько концертов вместе с “Машиной времени”». По словам прекрасного Коли Васина, во время выступлений Гребенщикова «публика страшно томилась, ожидая, когда это занудство наконец-то закончится».

В Москве же все было совершенно по-другому. Типа — это та самая банда, которая чуть ли не трахалась на сцене в Грузии. Помню, как друзья-однокурсники рассказывали мне, что «Аквариум» — это группа, у которой есть одна кайфовая песня, что-то вроде: «Иди ко мне, я мэн крутой! Отдай мой шуз, дави на фузз! Мочалка, эй, беги ко мне скорей...»

Естественно, что на этом сказочном фоне о Майке, который в то время находился «между небом и землей», никто в столице не слышал. Но хитрый Троицкий выстроил программу таким образом, чтобы Науменко играл последним, причем — в сопровождении музыкантов «Аквариума»: Гребенщикова, Гаккеля, Фана, Дюши, Фагота и нового гитариста Саши Кожевникова.

Смутно предчувствуя скандал, Артем пригласил в Северное Чертаново всю прогрессивную интеллигенцию Москвы: начиная от своего друга Саши Липницкого, драматурга Виктора Славкина и поэта Алексея Дидурова до писательницы Людмилы Петрушевской, застенчивого мультипликатора Юрия Норштейна и джазмена Алексея Козлова, пришедшего на мероприятие в кожаном пиджаке и с женой в вечернем платье.

В конце пути от станции метро «Калужская» гостей ждал настоящий футуристический рай: новенькое здание музыкальной школы с актовым залом на 300 мест, в котором стоял первоклассный аппарат группы «Автограф». Окна были затянуты тяжелыми шторами, дневной свет в помещение не проникал — зрители были отрезаны от социалистического рая полумраком и толстыми кирпичными стенами.

Сарафанное радио честно сделало свое дело, и к началу фестиваля в школе яблоку негде было упасть. По оценке Кости Моисеева, в зале собралось человек триста пятьдесят: даже все проходы были забиты взволнованными поклонниками московского и ленинградского рока.

Выставляя Науменко хедлайнером, Троицкий с Моисеевым шли на определенный риск — но он оправдался.

«Это было не только первое публичное выступление Науменко в Москве, но, как Майк меня уверял, вообще первое выступление с собственной программой, — вспоминал впоследствии Троицкий. — До этого он играл только в квартирной обстановке. Впервые Майк выступал в таком большом зале, и впервые это было “электричество”».